Шабаш

В день четверга, излюбленный у нас, 
Затем что это праздник всех могучих, 
Мы собрались в предвозвещенный час. 
Луна была сокрыта в дымных тучах, 
Возросших как леса и города. 
Все ждали тайн и ласк блаженно-жгучих. 
Мы донеслись по воздуху туда, 
На кладбище, к уюту усыпленных, 
Где люди днем лишь бродят иногда. 
Толпы колдуний, жадных и влюбленных, 
Ряды глядящих пристально людей, 
Мы были сонмом духов исступленных. 
Один, мудрейший в знании страстей, 
Был ярче всех лицом своим прекрасным. 
Он был наш царь, любовник всех, и Змей. 
Там были свечи с пламенем неясным, 
Одни с зеленовато-голубым, 
Другие с бледно-желтым, третьи с красным. 
И все они строили тонкий дым 
Кю подходил и им дышал мгновенье, 
Тот становился тотчас молодым. 
Там были пляски, игры, превращенья 
Людей в животных, и зверей в людей, 
Соединенных в счастии внушенья. 
Под блеском тех изменчивых огней, 
Напоминавших летнюю зарницу, 
Сплетались члены сказочных теней. 
Как будто кто вращал их вереницу, 
И женщину всегда ласкал козел, 
Мужчина обнимал всегда волчицу. 
Таков закон, иначе произвол, 
Особый вид волнующей приправы, 
Когда стремится к полу чуждый пол. 
Но вот в сверканьи свеч седые травы 
Качнулись, пошатнулись, возросли, 
Как души, сладкой полные отравы. 
Неясный месяц выступил вдали 
Из дрогнувшего на небе тумана, 
И жабы в черных платьях приползли. 
Давнишние созданья Аримана, 
Они влекли колдуний молодых, 
Еще не знавших сладостей дурмана. 
Наш круг разъялся, принял их, затих, 
И демоны к ним жадные припали, 
Перевернув порядок членов их. 
И месяц им светил из дымной дали, 
И Змеи наш устремил на них свой взгляд, 
И мы от их блаженства трепетали. 
Но вот свершен таинственный обряд, 
И все колдуньи, в снах каких-то гневных, 
«Давайте мертвых! Мертвых нам!» кричат. 
Протяжностью заклятий перепевных, 
Составленных из повседневных слов, 
Но лишь не в сочетаньях ежедневных, — 
Они смутили мирный сон гробов, 
И из могил расторгнутых восстали 
Гнилые трупы ветхих мертвецов. 
Они сперва как будто выжидали, 
Потом, качнувшись, быстро шли вперед, 
И дьявольским сиянием блистали. 
Раскрыв отживший, вдруг оживший, рот, 
Как юноши, они к колдуньям льнули, 
И всю толпу схватил водоворот. 
Все хохоты в одном смешались гуле, 
И сладостно казалось нам шептать 
О тайнах смерти, в чувственном разгуле. 
Отца ласкала дочь, и сына мать, 
И тело к телу жаться было радо, 
В различности искусства обнимать. 
Но вот вдали, где кончилась ограда, 
Раздался первый возглас петуха, 
И мы спешим от гнили и распада, — 
В блаженстве соучастия греха.

❂❂❂❂