Дымы

В моем сознаньи — дымы дней сожженных, 
Остывший чад страстей и слепоты. 
Я посещал дома умалишенных, — 
Мне близки их безумные мечты, 
Я знаю облик наших заблуждений, 
Достигнувших трагической черты. 
Как цепкие побеги тех растений, 
Что люди чужеядными зовут, 
Я льнул к умам, исполненным видений. 
Вкруг слабых я свивался в жесткий жгут, 
Вкруг сильных вился с гибкостью змеиной, 
Чтоб тайну их на свой повергнуть суд. 
От змея не укрылся ни единый, 
Я понял все, легко коснулся всех, 
И мир возник законченной картиной. 
Невинность, ярость, детство, смертный грех, 
В немой мольбе ломаемые руки, 
Протяжный стон, и чей-то тихий смех, — 
Простор степей с кошмаром желтой скуки, 
Оборыши отверженных племен. 
Все внешние и внутренние муки, — 
Весь дикий пляс под музыку времен, 
Все радости — лишь ткани и узоры, 
Чтоб скрыть один непреходящий сон. 
На высшие я поднимался горы, 
В глубокие спускался рудники, 
Со мной дружили гении и воры. 
Но я не исцелился от тоски, 
Поняв, что неизбежно равноценны 
И нивы, и бесплодные пески. 
Куда ни кинься, мы повсюду пленны, 
Все взвешено на сумрачных весах, 
Творцы себя, мы вечны и мгновенны. 
Мы звери — и зверьми внушенный страх, 
Мы блески — и гасители пожара, 
Мы факелы — и ветер мы впотьмах. 
Но в нас всего сильней ночная чара: 
Мы хвалим свет заката, и затем 
Двенадцатого с башен ждем удара. 
Создавши сонмы солнечных систем, 
Мы смертью населили их планеты, 
И сладко нам, что мрак-утайщик нем. 
Во тьме полночной слиты все предметы. 
Скорей на шабаш, к бешенству страстей. 
Мы дьявольским сиянием одеты. 
Мешок игральных шулерских костей, 
Исполненные скрытого злорадства, 
Колдуньи, с кликой демонов-людей, 
Спешат найти убогое богатство 
Бесплодных ласк, запретную мечту 
Обедни черной, полной святотатства. 
И звезды мира гаснут налету, 
И тень весов качается незримо 
На мировом таинственном посту. 
Все взвешено и все неотвратимо. 
Добро и зло два лика тех же дум. 
Виденье мира тонет в море дыма. 
Во мгле пустынь свирепствует самум.

❂❂❂❂