«Сходи-ка, старуха, невестку проведать,  
Не стала б она на дворе голосить».  
— «А что там я стану с невесткою делать?  
Ведь я не могу ей руки подложить.  
Вот, нажили, Бог дал, утеху под старость!  
Твердила тебе: «Захотел ты, мол, взять,  
Старик, белоручку за сына на радость —  
Придётся тебе на себя попенять».  
Вот так и сбылось! Что ни день — с ней забота:  
Тут это не так, там вон то не по ней,  
То, вишь, не под силу ей в поле работа,  
То скажет: в избе зачем держим свиней.  
Печь топит — головка от дыму кружится,  
Всё б ей вот опрятной да чистою быть,  
А хлев велишь чистить — ну, тут и ленится,  
Чуть станешь бранить — и пошла голосить:  
«Их-ох! Их-ох!»  
— «Старуха, побойся ты Бога!  
Зачем ты об этом кричишь день и ночь?  
Ну, знахаря кликни; беды-то немного, —  
У бабы ведь порча, ей надо помочь.  
А лгать тебе стыдно! она не ленится,  
Без дела и часу не станет сидеть;  
Бранить её станешь — ответить боится;  
Коли ей уж тошно — уйдёт себе в клеть,  
И плачет украдкой, и мужу не скажет:  
«Зачем, дескать, ссору в семье начинать?»  
Гляди же, Господь тебя, право, накажет;  
Невестку напрасно не след обижать».  
— «Ох, батюшки, кто говорит-то, — досада!  
Лежи на печи, коли Бог наказал;  
Ослеп и оглох, — ну чего ж тебе надо?  
Туда же, жену переучивать стал!  
И так у меня от хозяйства по дому,  
Хрыч старый, вот эдак идет голова,  
Да ты ещё вздумал ворчать по-пустому, —  
Тьфу! вот тебе что на твои все слова!  
Вишь, важное дело, что взял он за сына  
Разумную девку, мещанскую дочь, —  
Ни платья за нею, казны ни алтына,  
Теперь и толкует: «Ей надо помочь!»  
Пришла в чужой дом, — и болезни узнала,  
Нет, я ещё в руки её не взяла…»  
Тут шорох старуха в сенях услыхала  
И смолкла. Невестка в избушку вошла.  
Лицо у больной было грустно и бледно:  
Как видно, на нём положили следы  
Тяжёлые думы, и труд ежедневный,  
И тайные слёзы, и горечь нужды.  
«Ну, что же, голубушка, спать-то раненько,  
Возьми-ка мне на ночь постель приготовь  
Да сядь поработай за прялкой маленько» —  
Невестке сквозь зубы сказала свекровь.  
Невестка за свежей соломой сходила,  
На нарах, в сторонке, её постлала,  
К стене в изголовье зипун положила,  
Присела на лавку и прясть начала.  
В избе было тихо. Лучина пылала,  
Старик беззаботно и сладко дремал,  
Старуха чугун на полу вытирала,  
И только под печью сверчок распевал  
Да кот вкруг старухи ходил, увивался  
И, щурясь, мурлыкал; но баба ногой  
Толкнула его, проворчав: «Разгулялся!  
Гляди, перед порчею, видно, какой».  
Вдруг дверь отворилась: стуча сапогами,  
Вошёл сын старухи, снял шляпу, кафтан,  
Ударил их об пол, тряхнул волосами  
И крикнул: «Ну, матушка, вот я и пьян!»  
— «Что это ты сделал? когда это было?  
Ты от роду не пил и капли вина!»  
— «Я не пил, когда моё сердце не ныло,  
Когда, как былинка, не сохла жена!»  
— «Спасибо, сыночек!.. спасибо, беспутный!..  
Уж я и ума не могу приложить!  
Куда же мне деться теперь, бесприютной?  
Невестке что скажешь — начнет голосить,  
Не то — сложит руки, и горя ей мало;  
Старик только ест да лежит на печи.  
А вот и от сына почёту не стало, —  
Живи — сокрушайся, терпи да молчи!  
Ах, Царь мой Небесный! Да это под старость  
Хоть руки пришлось на себя наложить!  
Взрастила, взлелеяла сына на радость,  
Он мать-то уж скоро не станет кормить!»  
— «Неправда! я по? смерть кормить тебя буду!  
Я лучше зипун свой последний продам,  
Пойду в кабалу, а тебя не забуду  
И крошку с тобой разделю пополам!  
Ты мною болела, под сердцем носила  
Меня, и твоим молоком я вспоён.  
Сызмала меня ты к добру приучила, —  
И вот тебе честь и земной мой поклон…  
Да чем же невестка тебе помешала?  
За что на жену-то мою нападать?»  
— «Гляди ты, беспутный, пока я не встала, —  
Я скоро заставлю тебя замолчать!..»  
— «На, бей меня, матушка! бей, чтоб от боли  
Я плакал и выплакал горе моё!  
Эхма! не далось мне таланта и доли!  
Когда ж пропадёшь ты, худое житьё?»  
— «Вот дело-то! жизнь тебе стала постыла!  
Ты вздумал вино-то от этого пить?  
Так вот же тебе!..»  
И старуха вскочила  
И кинулась палкою сына учить.  
Невестка к ней броситься с лавки хотела,  
Но только что вскрикнула: «Сжалься хоть раз!» —  
И вдруг пошатнулась назад, побледнела,  
И на пол упала.  
«Помилуй ты нас,  
Царица Небесная, Мать Пресвятая!  
Ах, батюшки! — где тут вода-то была?  
Что это с тобою, моя золотая?» —  
Над бабой свекровь голосить начала.  
«Ну, матушка, Бог тебе будет судьёю!..» —  
Сын тихо промолвил и сам зарыдал.  
«Чай, плачут?. Аль ветер шумит за стеною? —  
Проснувшись, старик на печи рассуждал. —  
Не слышу… Знать, сын о жене всё горюет;  
У ней эта порча, тут можно понять,  
Старуха не смыслит, своё мне толкует,  
А нет, чтобы знахаря к бабе позвать».  

❂❂❂❂

Октябрь 1854  

❂❂❂❂