Помню я: бывало, няня,  
Долго сидя за чулком,  
Молвит: «Баловень ты, Ваня,  
Всё дурачишься с котом.  
Встань, подай мою шубейку;  
Что-то холодно, дрожу…  
Да присядь вот на скамейку,  
Сказку длинную скажу».  
И старушка с расстановкой  
До полночи говорит.  
С приподнятою головкой  
Я сижу. Свеча горит.  
Петухи давно пропели.  
Поздно. Тянется ко сну…  
Где-то дрожки прогремели…  
И под говор я засну.  
Сон покоен. Утром встанешь —  
Прямо в садик… Рай земной!  
Песни, говор… А как глянешь  
На росинки — сам не свой!  
Чуть сорока защекочет —  
Понимаешь, хоть молчишь,  
Упрекнуть она, мол, хочет,  
«Здравствуй, Ваня! Долго спишь!»  
А теперь ночной порою  
На груди гора лежит:  
День прожитый пред тобою  
Страшным призраком стоит.  
Видишь зла и грязи море,  
Племя жалкое невежд,  
Униженье, голод, горе,  
Клочья нищенских одежд.  
Пот на пашнях за сохами,  
Пот в лесу за топором,  
Пот на гумнах за цепами,  
На дворе и за двором.  
Видишь горькие потери,  
Слёзы падшей красоты  
И затворенные двери  
Для убитой нищеты…  
И с тоскою ждёшь рассвета,  
Давит голову свинец.  
О, когда же горечь эта  
Вся исчезнет наконец!  

❂❂❂❂

27 апреля 1856  

❂❂❂❂