Надолго увлечен неверною судьбой,  
Быть может навсегда расстался ты со мной;  
Но где бы ни был ты, доколе жив я буду,  
Поверь, бесценный друг, тебя я не забуду.  
Мне часто вспоминать о наших вечерах,  
Когда глубокий ум ты в пламенных речах  
Обильно изливал душою непритворной,  
И как мои мечты и бред мой стихотворный  
С улыбкой слушал ты, и дружно руку жал,  
Когда, встревоженный, о том я тосковал,  
Чего давно уж нет, навек что миновало  
И только у меня лишь в сердце не увяло.  

❂❂❂❂

Итак, увидишь ты те дальние края,  
Где светлою стезей летела жизнь твоя, —  
Блестящий тот Париж, где вскоре над тобой  
Завьется, зашумит воспоминаний рой,  
Со всею полнотой бессмертных впечатлений,  
Со всею легкостью минутных наслаждений.  
В раздумье, может быть, опять ты бросишь взгляд  
На тот дворец тревог, на тот веселый сад,  
Где часто сравнивал в прогулках одиноких  
Столицу чувств живых с столицей дум глубоких.  
Но зданий и садов, мой друг, знакомый вид  
Внезапной мрачностью невольно дух стеснит;  

❂❂❂❂

Ты будешь окружен заветными местами, —  
Но встретишься ли в них ты с прежними друзьями?  
Увы! о скольких ты сердечно воздохнешь  
И станешь их искать, хотя уж не найдешь!  
Где та волшебница, чьей пламенной душою  
Был обнят тайный мир, чьей милой остротою  
Пленялись, чье перо, чей вдохновенный дар  
Прекрасного в сердца вливал священный жар?  
О! где Монморанои? Умел он, благородный,  
Престол, законы чтить — и дух хранить свободный;  
Он витязь прежних дней был нашею порой,  
И жизнь свою венчал кончиною свитой.  
Но ту, с кем их сердца все думы разделяли,  
Кто дружбы ангелом являлась в дни печали,  
Ее увидишь ты, — в убежище своем  
Прелестная цветет и сердцем, и умом.  

❂❂❂❂

Но полно горевать; и я от дум тяжелых  
Отраду нахожу в рассказах тех веселых.  
Как прежде ты живал. И взгляд стремлю я вдруг  
На твой блистательный, разнообразный круг:  
Там речь ведет Saint-Pierre, а здесь поет Грассини,  
Мечтает Benjamin, танцует Биготини;  
Я вижу, как идут на лакомый обед  
Мерсье, l«abbe Boulogne. Но бешеный Гамлет,  
Мятежник Манлий где? — Простяся с здешним миром,  
Быть может, он теперь беседует с Шекспирам  
Иль спорит с Гарриком. Но знай, ни Альбион,  
Который мудрою свободой просвещен,  
Ни даже та страна, где огненные горы  
Под небам голубым твои встречали шоры —  
Священных древностей чудесная земля,  
Край песен и любви, — не так манят меня,  
Как дарданедльские пленительные волны.  
О друг, какая ночь! блестят, мелькают челны,  
И веет музыка с стамбульских берегов,  
Роскошной Азии ты слышишь соловьев;  
С кинжалами, в чалмах вот турки удалые,  
Вот пляшут сладостно гречанки молодые,  
Нежнее роз своих, — и яркая луна  
Ночною прелестью сама удивлена.  
Еще люблю мечтать, как, путь оконча трудный,  
Пленялся ты красой Бразильи изумрудной,  
Где вечной радугой играет свод небес  
И блеском дивных птиц пестреет темный лес,  
Огнистый ананас в открытом поле рдеет  
И пальма над волной, как радость, зеленеет;  
Из дерева ее корабль сооружен,  
Из листьев паруса, и в путь он нагружен  
Ее же сладкими, душистыми плодами.  
Так дружба твердостью, советами, делами  
От бед спасает нас, в опасности хранит  
И нежной ласкою нам душу веселит.  

❂❂❂❂

Из детства обречен и вьюгам и туману;  
По бесконечному, как вечность, океану,  
Мой друг, я не плывал. — Но что ж? В Руси святой  
Мне сладостен и мил дым хижины родной:  
Я взрос, я цвел душой, любил, страдал в отчизне,  
И в ней хочу я ждать конца мятежной жизни.  
Но если уж с тобой здесь не видаться мне, —  
Тогда, как будешь ты в цедимой стороне,  
Тень друга навести вечернею зарею:  
У храма сельского, под ивою густою,  
В кустах шиповника, дубовый крест простой  
Надеждой озарит подземный ужас мой, —  
И там я буду спать до вечного свиданья  
В безоблачном краю любви и упованья.  

❂❂❂❂

1838  

❂❂❂❂