Она заходила антрактами — 
красивая, стройная, бледная, 
С глазами, почти перелитыми 
всей синью своей в мои, 
Надменная, гордая, юная 
и все-таки бедная-бедная 
В ей чуждом моем окружении 
стояла, мечту затаив. 
Хотя титулована громкая 
ее мировая фамилия, 
Хотя ее мужа сокровища 
диковинней всяких чудес, 
Была эта тихая женщина — 
как грустная белая лилия, 
Попавшая в море, — рожденная, 
казалось бы, грезить в пруде… 
И были в том вычурном городе 
мои выступленья увенчаны 
С тюльпанами и гиацинтами 
бесчисленным строем корзин, 
К которым конверты приколоты 
с короной тоскующей женщины, 
Мечтавшей скрестить наши разные, 
опасные наши стези… 
Но как-то все не было времени 
с ней дружески поразговаривать: 
Иными глазами захваченный, 
свиданья я с ней не искал, 
Хотя и не мог не почувствовать 
ее пепелившего зарева, 
Не знать, что она — переполненный 
и жаждущий жажды бокал… 
И раз, только раз, в упоении 
приема толпы триумфального, 
Спускаясь со сцены по лесенке, 
ведущей железным винтом, 
Я с нею столкнулся, прижавшейся 
к стене, и не вынес печального 
Молящего взора — дотронулся 
до губ еще теплым стихом…

❂❂❂❂

Toila 
1930

❂❂❂❂