В Госцирке львы рычали. На Цветном  
цветы склонялись к утреннему рынку.  
Никто из нас не думал про Неглинку,  
подземную, укрытую в бетон.  
Все думали о чём-нибудь ином.  
Цветная жизнь поверхностна, как шар,  
как праздничный, готовый лопнуть шарик.  
А там, в трубе, река вслепую шарит  
и каплет мгла из вертикальных шахт…  

❂❂❂❂

Когда на город рушатся дожди –  
вода на Трубной вышибает люки.  
Когда в Кремле кончаются вожди –  
в парадных двери вышибают люди.  
От Самотёки, Сретенских ворот  
неудержимо катится народ  
лавиною вдоль чёрного бульвара.  
Труба, Труба – ночной водоворот,  
накрытый сверху белой шапкой пара!  

❂❂❂❂

Двенадцать лет до нынешнего дня  
ты уходила в землю от меня.  
Твои газоны зарастали бытом.  
Ты стать хотела прошлым позабытым,  
весёлыми трамваями звеня.  

❂❂❂❂

Двенадцать лет до этого числа  
ты в подземельях памяти росла,  
лишённая движения и звуков.  
И вырвалась, и хлынула из люков,  
и понесла меня, и понесла!  

❂❂❂❂

Нет мысли в наводненье. Только страх.  
И мужество: остаться на постах,  
не шкуру, а достоинство спасая.  
Утопленница – истина босая –  
до ужаса убога и утла…  

❂❂❂❂

У чёрных репродукторов с утра,  
с каймою траурной у глаз бессонных  
отцы стоят навытяжку в кальсонах.  
Свой мягкий бархат стелет Левитан –  
безликий глас незыблемых устоев,  
который точно так же клеветал,  
вещал приказы, объявлял героев.  
Сегодня он – как лента в кумаче:  
у бога много сахара в моче!  

❂❂❂❂

С утра был март в сосульках и слезах.  
Остатки снега с мостовых слизав,  
стекались в лужи слёзы пролитые.  
По мостовым, не замечая луж,  
стекались на места учёб и служб  
со всех сторон лунатики слепые.  
Торжественно всплывали к небесам  
над городом огромные портреты.  
Всемирный гимн, с тридцатых лет не петый,  
восторгом скорби души сотрясал.  

❂❂❂❂

В той пешеходной, кочевой Москве  
я растворяюсь, становлюсь как все,  
объём теряю, становлюсь картонным.  
Безликая, подобная волне,  
стихия поднимается во мне,  
сметая милицейские кордоны.  

❂❂❂❂

И я вливаюсь каплею в поток  
на тротуары выплеснутой черни,  
прибоем бьющий в небосвод вечерний  
над городом, в котором бог подох,  
над городом, где вымер автопарк,  
где у пустых троллейбусов инфаркт,  
где полный паралич трамвайных линий,  
и где-то в центре, в самой сердцевине –  
дымится эта черная дыра…  

❂❂❂❂

О, чувство локтя около ребра!  
Вокруг тебя поборники добра  
всех профсоюзов, возрастов и званий.  
Там, впереди, между гранитных зданий,  
как волнорезы поперёк реки –  
поставленные в ряд грузовики.  

❂❂❂❂

Бездушен и железен этот строй.  
Он знает только: «осади!» и «стой!».  
Он норовит ревущую лавину  
направить в русло, втиснуть в горловину.  
Не дрогнув, может он перемолоть  
всю плещущую, плачущую плоть…  

❂❂❂❂

Там, впереди, куда несёт река,  
аляповатой вкладкой «Огонька»,  
как риза, раззолочено и ало,  
встаёт виденье траурного зала.  
Там саркофаг, поставленный торчком,  
с приподнятым над миром старичком:  
чтоб не лежал, как рядовые трупы.  
Его ещё приподнимают трубы  
превыше толп рыдающих и стен.  
Работают Бетховен и Шопен.  

❂❂❂❂

Вперёд, вперёд, свободные рабы,  
достойные Ходынки и Трубы!  
Там, впереди, проходы перекрыты.  
Давитесь, разевайте рты, как рыбы.  
Вперёд, вперёд, истории творцы!  
Вам мостовых достанутся торцы,  
хруст рёбер и чугунная ограда,  
и топот обезумевшего стада,  
и грязь, и кровь в углах бескровных губ.  
Вы обойдётесь без высоких труб.  

❂❂❂❂

Спрессованные, сжатые с боков,  
вы обойдётесь небом без богов,  
безбожным небом в клочьях облаков.  
Вы обойдётесь этим чёрным небом,  
как прежде обходились чёрным хлебом.  
До самой глубины глазного дна  
постигнете, что истина черна.  

❂❂❂❂

Земля, среди кромешной черноты,  
одна как перст, а все её цветы,  
её весёлый купол голубой –  
цветной мираж, рассеянный Трубой.  
Весь кислород Земли сгорел дотла  
в бурлящей топке этого котла…  

❂❂❂❂

Опомнимся! Попробуем спасти  
ту девочку босую лет шести.  
Дерзнём в толпе безлюдной быть людьми –  
отдельными людьми, детьми любви.  
Отчаемся – и побредём домой  
сушить над газом брюки с бахромой,  
пол-литра пить и до утра решать:  
чем в безвоздушном городе дышать?  

❂❂❂❂

Труба, Труба! В день Страшного Суда  
ты будешь мёртвых созывать сюда:  
тех девочек, прозрачных, как слюда,  
задавленных безумьем белоглазым,  
и тех владельцев почернелых морд,  
доставленных из подворотен в морг  
и снова воскрешённых трубным гласом…  

❂❂❂❂

Дымись во мгле, подземная река,  
бурли во мраке, исходя парами.  
Мы забываем о тебе, пока  
цветная жизнь сияет в панораме  
и кислород переполняет грудь.  
Ты существуешь, загнанная вглубь,  
в моей крови, насыщенной железом.  

❂❂❂❂

Вперёд, вперёд! Обратный путь отрезан,  
закрыт, как люк, который не поднять…  
И это всё, что нам дано понять.  

❂❂❂❂

Январь – сентябрь 1965,  
Ленинград – Химки  

❂❂❂❂