Особенной должна — Сонет 135

Особенной должна 
Быть редкость, неожиданным явленье, 
Возможность для сравненья 
Дающее со мною, – разве нет? 
Где брезжит первый свет, 
Есть птица – диво стороны далекой: 
Без друга, одинока, 
От вольной смерти восстает она. 
Так страсть моя – одна, 
Так, полная высокого стремленья, 
Не может жить без солнца своего, 
Так гаснет – для того, 
Чтоб вновь пылать, не зная утоленья, 
Горит, сгорает, чтобы возродиться, 
Как чудо-птица, жизни вновь полна. 
Могучий камень скрыт 
В индийском море: силой притягает 
К себе железо он и отторгает 
Его от дерева, топя суда. 
Знакомая беда! 
Так среди слез, в пучине, риф прекрасный 
Мой краткий век злосчастный, 
Мою ладью гордыней сокрушит; 
Так не принадлежит 
Мне больше сердце, не оберегает 
Давно меня, затем что предпочла 
Любимая скала 
Железу плоть; так в бездну повергает 
Меня, страша безвременной могилой, 
Мой камень милый, мой живой магнит. 
Есть в Африке края, 
В которых обитает зверь кротчайший, 
Но болью величайшей 
Грозят его глаза, что смерть таят. 
И, обращая взгляд 
К сей твари, следует остерегаться 
Глазами с ней встречаться: 
Опасна только ими тварь сия. 
Но, зная это, я 
Упрямо, с неуклонностью редчайшей 
На муку вновь иду, нетерпелив: 
Влечет слепой порыв 
Туда, где взором, негою сладчайшей 
Мне смерть сулит, позвав на путь тернистый, 
Moij ангел чистый, хищница моя. 
Родник на юге бьет, 
Что именем от солнца происходит: 
Как только ночь приходит, 
Вода кипит, а утром – холодна 
(Тем холодней она, 
Чем выше солнце на небесном своде). 
Источник слез, я – вроде 
Того ключа уже который год: 
Едва лишь настает 
Для взгляда ночь, когда он не находит 
Лучей живого солнца, я горю; 
Но только посмотрю 
На светоч мой – и сразу сердце сводит: 
Внутри неузнаваем и снаружи, 
Дрожу от стужи, превращаюсь в лед. 
Как явствует из книг, 
Есть в Греции, в Эпире, ключ студеный, 
Что факел незажженный 
Зажжет, волной своей воспламени. 
Любовного огня 
Душа моя еще не испытала, 
Когда пред ней предстала 
Холодная краса, – ив тот же миг 
В душе огонь возник, 
И перед нею, мукой опаленной, 
И камень бы разжалобиться мог. 
Но кто ее зажег, 
Сам погасил огонь, едва рожденный. 
Так сердце зажигала и гасила 
Вновь эта сила – мой живой родник. 
Струятся два ключа 
На островах Фортуны: кто напиться 
Из первого склонится, 
Умрет, смеясь; воды в другом испив, 
Он будет снова жив. 
И я бы умер весело, быть может, 
Но мука сердце гложет, 
Неслыханное счастье омрача. 
Амур, молчи, умча 
Меня туда, где слава – небылица, 
О роднике, который полн всегда, 
Особенно когда 
Апрельской трелью слух ласкает птица 
И слез источник глубже океана: 
Весною рана снова горяча. 
Кто обо мне тебя, 
Канцона, спросит, – скажешь: «Берег Сорги, 
Закрытый дол меж гор – его приют, 
Куда его зовут 
Амур и образ той, что не в восторге 
От нас, не зная жалости нисколько, 
Себя лишь только на! ечле любя»

❂❂❂❂