Уже окончился день, и ночь  
Надвигается из-за крыш…  
Сапожник откладывает башмак,  
Вколотив последний гвоздь.  
Неизвестные пьяницы в пивных  
Проклинают, поют, хрипят,  
Склерозными раками, желчью пивной  
Заканчивая день…  
Торговец, расталкивая жену,  
Окунается в душный пух,  
Свой символ веры — ночной горшок  
Задвигая под кровать…  
Москва встречает десятый час  
Перезваниванием проводов,  
Свиданьями кошек за трубой,  
Началом ночной возни…  
И вот, надвинув кепи на лоб  
И фотогеничный рот  
Дырявым шарфом обмотав,  
Идет на промысел вор…  
И, ундервудов траурный марш  
Покинув до утра,  
Конфетные барышни спешат  
Встречать героев кино.  
Антенны подрагивают в ночи  
От холода чуждых слов;  
На циферблате десятый час  
Отмечен косым углом…  
Над столом вождя — телефон иссяк,  
И зеленое сукно,  
Как болото, всасывает в себя  
Пресспапье и карандаши…  
И только мне десятый час  
Ничего не приносит в дар:  
Ни чая, пахнущего женой,  
Ни пачки папирос.  
И только мне в десятом часу  
Не назначено нигде —  
Во тьме подворотни, под фонарем —  
Заслышать милый каблук…  
А сон обволакивает лицо  
Оренбургским густым платком;  
А ночь насыпает в мои глаза  
Голубиных созвездии пух.  
И прямо из прорвы плывет, плывет  
Витрин воспаленный строй:  
Чудовищной пищей пылает ночь,  
Стеклянной наледью блюд…  
Там всходит огромная ветчина,  
Пунцовая, как закат,  
И перистым облаком влажный жир  
Ее обволок вокруг.  
Там яблок румяные кулаки  
Вылазят вон из корзин;  
Там ядра апельсинов полны  
Взрывчатой кислотой.  
Там рыб чешуйчатые мечи  
Пылают: «Не заплати!  
Мы голову — прочь, мы руки — долой!  
И кинем голодным псам!»  
Там круглые торты стоят Москвой  
В кремлях леденцов и слив;  
Там тысячу тысяч пирожков,  
Румяных, как детский сад,  
Осыпала сахарная пурга,  
Истыкал цукатный дождь…  
А в дверь ненароком: стоит атлет  
Средь сине-багровых туш!  
Погибшая кровь быков и телят  
Цветет на его щеках…  
Он вытянет руку — весы не в лад  
Качнутся под тягой гирь,  
И нож, разрезающий сала пласт,  
Летит павлиньим пером.  
И пылкие буквы  
«МСПО»  
Расцветают сами собой  
Над этой оголтелой жратвой  
(Рычи, желудочный сок!)…  
И голод сжимает скулы мои,  
И зудом поет в зубах,  
И мыльною мышью по горлу вниз  
Падает в пищевод…  
И я содрогаюсь от скрипа когтей,  
От мышьей возни хвоста,  
От медного запаха слюны,  
Заливающего гортань…  
И в мире остались — одни, одни,  
Одни, как поход планет,  
Ворота и обручи медных букв,  
Начищенные огнем!  
Четыре буквы:  
«МСПО»,  
Четыре куска огня:  
Это —  
Мир Страстей, Полыхай Огнем!  
Это-  
Музыка Сфер, Паря  
Откровением новым!  
Это — Мечта,  
Сладострастье, Покои, Обман!  
И на что мне язык, умевший слова  
Ощущать, как плодовый сок?  
И на что мне глаза, которым дано  
Удивляться каждой звезде?  
И на что мне божественный слух совы,  
Различающий крови звон?  
И на что мне сердце, стучащее в лад  
Шагам и стихам моим?!  
Лишь поет нищета у моих дверей,  
Лишь в печурке юлит огонь,  
Лишь иссякла свеча, и луна плывет  
В замерзающем стекле…  

❂❂❂❂

1926  

❂❂❂❂