Теперь красавицы девицы, 
Которых скука в старину 
Хранила под замком светлицы 
Как заповедную казну, 
Живут с мадамой в полной воле. 
Им чужд язык для них родной, 
Зато их не пугает боле 
Скупой Кащей иль Домовой; 
Злой дух, как прежде, не уносит 
Тайком за тридевять земель, 
И добрый молодец не просит, 
Чтоб посадили за постель, 
Где он под шапкой-невидимкой, 
Бывало, жив не жив сидит 
И в страхе, с робкою ужимкой, 
На духа черного глядит. 
Нет! ныне Русью уж не пахнет, 
И даже изредка во сне 
Девица невзначай не ахнет, 
Припомянув о старине! 
Поклонницы блестящей моды! 
Вас рано увлекает свет! 
Забыты игры, хороводы, 
Родимых песней гибнет след! 
В них прежней прелести вам нет, 
Рассказы нянь вас не пленяют 
Простосердечною мечтой, 
И томны очи не сияют 
Бывалой, тихою слезой. 
Зато как часто свет лукавый 
Вас изменяет — и в тиши 
Готовит медленно отравы 
Для слишком вверчивой души![1]

❂❂❂❂

[1]Отд. изд., СПб., 1830, с. 11. Наборная рукопись — ПД. Назначение книжки, как об этом заявляет сам О. в предисловии, — ввести в поэтический лексикон малоизвестные названия цветов, которые в русском языке «по большей части неприятны, отзываются какою-то грубостию, противною вкусу очищенному… Сей недостаток в звучных и приятных цвето-названиях… есть главная причина, почему цветы так редко употребляются в стихах у наших поэтов, между тем как у всех просвещенных народов Европы и Азии они служат прекрасным рудником пленительных сравнений» (с. 7). Для поэта, по мнению О., особенную цену имеют цветы, связанные с народными поверьями и праздничными обрядами. В этой связи он касается роли сказок и приводит публикуемое в наст. изд. стихотворение. Вслед за предисловием помещена стихотворная «восточная» легенда (без особого загл.), герои которой изъясняются «языком цветов». «Селам, — поясняет автор, — приветствие. Под сим именем на Востоке разумеется также аллегорический язык любви» (с. 21). Основную же часть книжки занимает словарь — перечень названий цветов на русском, латинском и французском языках с разъяснениями (иногда стихотворными) их значения в восточном «языке любви». Увлечение этой цветочной символикой, как видно, разделял и Раич, перу которого принадлежат стихотворения «Амела» и «Перекати-поле». Краткий отзыв о «Селаме» типа сочувственной аннотации — в ЛГ 1830 10 июля, с. 23-24.