Живописцу моему

Искусно ты меня, художник, написал,  
Со светом купно тень волшебно сочетал,  
И сам чрезмерно рад, что кончил труд счастливо.  
Любуясь, на него ты смотришь горделиво  
И громко говоришь: ступай теперь, Хвостов,  
Награду получить достойную трудов;  
Стань смело на ряду с бессмертными творцами  
И, скромность отложа, красуйся их венцами.  
Там, зри, наставник твой, Омир полночных стран,  
Там Русский Златоуст, бессмертный Феофан,  
Венчатели заслуг, гонители пороков,  
Там громкий Пиндар наш, там Феспис — Сумароков;  
Они средь хладных стран, средь темноты ночей  
Простерли далеко сияние лучей.  
Так точно, Апеллес! с тобою я согласен,  
Удачен образ мой, твой труд был не напрасен.  
Не мни, что подарил ты лавр бессмертный мне,  
Меня изобразив хитро на полотне;  
Коль тайны истощил всех живописных правил;  
Ты только лишь себя, а не меня прославил;  
Ты будешь, может быть, искусства образец,  
А я остануся посредственный певец.  

❂❂❂❂

Нельзя прославиться чужими нам трудами;  
Виной себе хулы, или похвал, мы сами.  
Пусть образ мой внесут туда, где Россов Царь  
Щедротою своей воздвиг для Муз олтарь;  
Где в ярости Сатурн, внимая песни громки,  
Бросает, утомясь, косы своей обломки.  
Согласен, — буду там; скажи, что пользы в том,  
Что я с Державиным столкнусь лице с лицом?  
Все Музы ведают, Гораций сей Российский  
То на горы взлетит Кавказски и Алпийски,  
То строит ревностно великолепный храм  
Царице, что вела нас к славе по цветам;  
То, приглася к себе певца Анакреона,  
Амура славит с ним, Царя утех и стона,  
Голубку приманит с руки своей клевать,  
И сладко на его коленях засыпать.  

❂❂❂❂

Пусть там подле себя увижу я Хвостова,  
На стенке, в рамочке, точь-в-точь как бы живого;  
Сей острый родич мой вдруг видит свет и тень;  
Его Пирроном быть не допустила лень;  
На долгих на Парнасе, судей бояся строгих,  
Скорей других попал, и далее был многих.  
В соседстве у меня является Шишков,  
Страж добрый языка и нрава праотцов.  
Зачем лице его задумчиво и строго?  
Он мало говорит, но размышляет много;  
Перо Шишкова — бич несмысленным певцам  
И вкуса нового негодным образцам.  
Что вижу близ меня! мой охранитель Гений,  
Наперсник мудрости, почтеннейший Евгений,  
Который, кажется, беседуя со мной,  
Мне громко говорит: любитель Муз, постой,  
Коль хочешь ты себя через стихи прославить,  
Старайся в полном их сиянии представить.  
Пекись, коль лирой мнишь хвалы приобретать,  
Ты вдохновение с искусством сочетать;  
Знай, дар как молния блеснет и исчезает,  
Искусством подкреплен, как солнце, он сияет  
Дар может щеголять страничкою одной;  
С искусством дар не зрит границы никакой.  

❂❂❂❂

Желаем мы смотреть на образ Кантемира;  
Хотя уже давно его умолкла лира,  
Но лишь не умолчит в своих сатирах он.  
А мне зачем лететь на Росский Геликон?  
Скажи, зачем, коль путь к нему утесист, скаток  
Потомству отдавать лице свое в задаток?  
При жизни похвала, без лести говоря,  
Сиянья вечного единая заря.  
Беда, когда хвалы потомки мне умалят!  
Бессмертен тот певец, кого по смерти хвалят.  
О! Музы! вами я с младенчества любим,  
Тому свидетели Афины, древний Рим.  
Люблю отечество, люблю язык природный,  
Богатый наш язык, и звучный, и свободный.  
Я, к Музам, к родине в душе питая жар,  
Дерзаю приносить им в жертву скудный дар;  
Всегда прелестны мне Парнасских дев союзы:  
Всегда родят восторг божественные Музы;  
И в недре праздности, и посреди трудов  
Ищу отрад в тени священных их лесов.  
Российский Богатырь молниеносных взоров,  
Когда здесь умственно, пример вождей Суворов,  
Среди Петрополя Европу облетал,  
Где должен грянуть гром, как Зевс, располагал,  
Оплотом заградил к нам льва набеги смелы,  
Готовил, яростный, на чалмоносцев стрелы,  
Премудрости рукой водя, как на войне,  
Герой участие в сих тайнах вверил мне.  
Я в Трою мысленно тогда летал без страху,  
И выгадал часок похитить Андромаху.  
Пусть на меня за то неложный Фебов сын,  
Наперсник славный Муз, рассердится Расин;  
Я справедливого не опасаюсь гнева.  
Равно и не боюсь зоилов лютых рева.  
Пускай озлобятся, терзаются, шипят,  
Пускай в неистовстве льют смертоносный яд;  
Они, как вранночный, угрюмы, мрачны, грубы;  
Что нужды до того? пусть изощряют зубы;  
Люблю священных дев, люблю питомцев их,  
И не смотрю на вопль детей Парнасса злых;  
Но естьли скажут мне: толпа их встанет снова,  
Чем оправдаешься, что им в ответ? — ни слова!  

❂❂❂❂

Моя в беседе Муз приятно жизнь течет;  
Признаюсь, для меня Зоилов в свете нет.  
Когда я чистых дев вниманья удостоен,  
Между Зоилами остануся спокоен.  
Я знаю — нравам нет, ни обществу вреда  
От моего в стихах безвинного труда.  
Себя в досужный час стихами забавляю,  
Читателям мою оценку оставляю;  
Пекусь с приятельми представить набело  
Законодателя в поэзьи Буало.  
Что можно, делаю, а естьли не умею,  
От сердца чистого без желчи сам жалею.  
Не столь я знаменит, чтоб древних по следам  
При жизни воздвигать себе бессмертья храм.  
Что нужды? пусть пишу для пользы, для забавы;  
За труд не требую и не чуждаюсь славы.  

❂❂❂❂

1812  

❂❂❂❂