Сколько можно, старик, умиляться острожной 
балалаечной нотой с железнодорожной? 
Нагловатая трусость в глазах татарвы. 
Многократно все это еще мне приснится: 
колокольчики чая, лицо проводницы, 
недоверчивое к обращенью на «вы».

❂❂❂❂

Прячет туфли под полку седой подполковник 
да супруге подмигивает: уголовник! 
для чего выпускают их из конуры? 
Не дослушаю шепота, выползу в тамбур. 
На леса и поля надвигается траур. 
Серебром в небесах расцветают миры.

❂❂❂❂

Сколько жизней пропало с Москвы до Урала. 
Не успею заметить в грязи самосвала, 
залюбуюсь красавицей у фонаря 
полустанка. Вдали полыхнут леспромхозы. 
И подступят к гортани банальные слезы, 
в утешение новую рифму даря.

❂❂❂❂

Это осень и слякоть, и хочется плакать, 
но уже без желания в теплую мякоть 
одеяла уткнуться, без «стукнуться лбом». 
А идти и идти никуда ниоткуда, 
ожидая то смеха, то гнева, то чуда. 
Ну, а как? Ты не мальчик! Да я не о том —

❂❂❂❂

спит штабной подполковник на новой шинели. 
Прихватить, что ли, туфли его в самом деле? 
Да в ларек за поллитру толкнуть. Да пойти 
и пойти по дороге своей темно-синей 
под звездaми серебряными, по России, 
документ о прописке сжимая в горсти.

❂❂❂❂