В селе Михайловском  
Зима огромна,  
Вечер долог,  
И лень пошевелить рукой.  
Содружество лохматых елок  
Оберегает твой покой.  
Порой метели заваруха,  
Сугробы встали у реки,  
Но вяжет нянюшка-старуха  
На спицах мягкие чулки.  
На поле ветер ходит вором,  
Не греет слабое вино,  
И одиночество, в котором  
Тебе и тесно и темно.  
Опять виденья встали в ряд.  
Закрой глаза.  
И вот румяный  
Онегин с Лариной Татьяной  
Идут,  
О чем-то говорят.  
Прислушивайся к их беседе,  
Они – сознайся, не таи –  
Твои хорошие соседи  
И собеседники твои.  
Ты знаешь ихнюю дорогу,  
Ты их придумал,  
Вывел в свет.  
И пишешь, затая тревогу:  
«Роняет молча пистолет».  
И сердце полыхает жаром,  
Ты ясно чувствуешь: беда!  
И скачешь на коне поджаром,  
Не разбирая где, куда.  
И конь храпит, с ветрами споря,  
Темно,  
И думы тяжелы,  
Не ускакать тебе от горя,  
От одиночества и мглы.  
Ты вспоминаешь:  
Песни были,  
Ты позабыт в своей беде,  
Одни товарищи в могиле,  
Другие – неизвестно где.  
Ты окружен зимой суровой,  
Она страшна, невесела,  
Изгнанник волею царевой,  
Отшельник русского села.  
Наступит вечер.  
Няня вяжет.  
И сумрак по углам встает.  
Быть может, няня сказку скажет,  
А может, песню запоет.  
Но это что?  
Он встал и слышит  
Язык веселый бубенца,  
Всё ближе,  
Перезвоном вышит,  
И кони встали у крыльца.  
Лихие кони прискакали  
С далеким,  
Дорогим,  
Родным…  
Кипит шампанское в бокале,  
Сидит товарищ перед ним.  
Светло от края и до края  
И хорошо.  
Погибла тьма,  
И Пушкин, руку простирая,  
Читает «Горе от ума».  
Через пространство тьмы и света,  
Через простор,  
Через уют  
Два Александра,  
Два поэта,  
Друг другу руки подают.  
А ночи занавес опущен,  
Воспоминанья встали в ряд,  
Сидят два друга,  
Пушкин, Пущин,  
И свечи полымем горят.  
Пугает страхами лесными  
Страна, ушедшая во тьму,  
Незримый Грибоедов с ними,  
И очень хорошо ему.  
Но вот шампанское допито…  
Какая страшная зима,  
Бьет бубенец,  
Гремят копыта…  
И одиночество…  
И тьма.  

❂❂❂❂

1936  

❂❂❂❂