Вокзальчик

Сердчишко жизни — жил да был вокзальчик.  
Горбы котомок на перрон сходили.  
Их ждал детей прожорливый привет.  
Юродивый там обитал вязальщик.  
Не бельмами — зеницами седыми  
всего, что зримо, он смотрел поверх.  
Поила площадь пьяна цистерна.  
Хмурь душ, хворь тел посуд не полоскали.  
Вкус жесткой жижи и на вид — когтист.  
А мимо них любители сотерна  
неслись к нему под тенты полосаты.  
(Взамен — изгой в моем уме гостит.)  
Одно казалось мне недостоверно:  
в окне вагона, в том же направленье,  
ужель и я когда-то пронеслась?  
И хмурь, и хворь, и площадь где цистерна,-  
набор деталей мельче нонпарели —  
не прочитал в себя глядевший глаз?  
Сновала прыткость, супилось терпенье.  
Вязальщик оставался строг и важен.  
Он видел запрокинутым челом  
надземные незнаемые петли.  
Я видела: в честь вечности он вяжет  
безвыходный эпический чулок.  
Некстати всплыло: после половодий,  
когда прилив заманчиво и гадко  
подводит счет былому барахлу,  
то ль вождь беды, то ль вестник подневольный,  
какого одинокого гиганта  
сиротствует башмак на берегу?  
Близ сукровиц драчливых и сумятиц,  
простых сокровищ надобных взалкавших,  
брела, крестясь на грубый обелиск,  
живых и мертвых горемык со-матерь.  
Казалось — мне навязывал вязальщик  
наказ: ничем другим не обольстись.  
Наказывал, но я не обольщалась  
ни прелестью чужбин, ни скушной лестью.  
Лишь год меж сентябрем и сентябрем.  
Наказывай. В угрюмую прыщавость  
смотрю подростка и округи. Шар ведь  
земной — округлый помысел о нем.  
Опять сентябрь. Весть поутру блазнила:  
— Хлеб завезли на станцию! Автобус  
вот-вот прибудет!- Местность заждалась  
гостинцев и диковинки бензина.  
Я тороплюсь. Я празднично готовлюсь  
не пропустить сей редкий дилижанс.  
В добрососедство старых распрей вторглась,  
в приют гремучий. Встречь помчались склоны,  
рябины радость, рдяные леса.  
Меньшой двойник отечества — автобус.  
Легко добыть из многоликой злобы  
и возлюбить сохранный свет лица.  
Приехали. По-прежнему цистерна  
язвит утробы. Булочной сегодня  
ее триумф оспорить удалось.  
К нам нынче неприветлива Церера.  
Торгует георгинами зевота.  
Лишь яблок вдосыть — под осадой ос.  
Но все ж и мы не вовсе без новинок.  
Франтит и бредит импорт домотканый.  
Сродни мне род уродов и калек.  
Пинает лютость муку душ звериных.  
Среди сует, метаний, бормотаний —  
вязальщика слепого нет как нет.  
Впустую обошла я привокзалье,  
дивясь тому, что очередь к цистерне  
на карликов делилась и верзил.  
Дождь с туч свисал, как вещее вязанье.  
Сплетатель самовольной Одиссеи,  
глядевший ввысь, знать, сам туда возмыл.  
Я знала, что изделье бесконечно  
вязальщика, пришедшего оттуда,  
где бодрствует, связуя твердь и твердь.  
Но без него особенно кромешна  
со мной внутри кровава округа.  
Чем искуплю? Где ты ни есть, ответь.  

❂❂❂❂

1965  

❂❂❂❂