«Претерпевая медленную юность,  
впадаю я то в дерзость, то в угрюмость,  
пишу стихи, мне говорят: порви!  
А вы так просто говорите слово,  
вас любит ямб, и жизнь к вам благосклонна»,—  
так написал мне мальчик из Перми.  

❂❂❂❂

В чужих потемках выключатель шаря,  
хозяевам вслепую спать мешая,  
о воздух спотыкаясь, как о пень,  
стыдясь своей громоздкой неудачи,  
над каждой книгой обмирая в плаче,  
я вспомнила про мальчика и Пермь.  

❂❂❂❂

И впрямь — в Перми живет ребенок странный,  
владеющий высокой и пространной,  
невнятной речью. И когда горит  
огонь созвездий, принятых над Пермью,  
озябшим горлом, не способным к пенью,  
ребенок этот слово говорит.  

❂❂❂❂

Как говорит ребенок! Неужели  
во мне иль в ком-то, в неживом ущелье  
гортани, погруженной в темноту,  
была такая чистота проема,  
чтоб уместить во всей красе объема  
всезнающего слова полноту?  

❂❂❂❂

О нет, во мне — то всхлип, то хрип, и снова  
насущный шум, занявший место слова  
там, в легких, где теснятся дым и тень,  
и шее не хватает мощи бычьей,  
чтобы дыханья суетный обычай  
вершить было не трудно и не лень.  

❂❂❂❂

Звук немоты, железный и корявый,  
терзает горло ссадиной кровавой,  
заговорю — и обагрю платок.  
В безмолвии, как в землю, погребенной,  
мне странно знать, что есть в Перми ребенок,  
который слово выговорить мог.  

❂❂❂❂

1965  

❂❂❂❂