Путник

Прекрасной медленной дорогой  
иду в Алекино (оно  
зовет себя: Алекин),  
и дух мой, мерный и здоровый,  
мне внове, словно не знаком  
и, может быть, не современник  
мне тот, по склону, сквозь репейник,  
в Алекино за молоком  
бредущий путник. Да туда ли,  
затем ли, ныне ль он идет,  
врисован в луг и небосвод  
для чьей-то думы и печали?  
Я — лишь сейчас, в сей миг, а он —  
всегда: пространства завсегдатай,  
подошвами худых сандалий  
осуществляет ход времен  
вдоль вечности и косогора.  
Приняв на лоб припек огня  
небесного, он от меня  
все дальше и — исчезнет скоро.  
Смотрю вослед своей душе,  
как в сумерках на убыль света,  
отсутствую и брезжу где-то  
те ли еще, то ли уже.  
И, выпроставшись из артерий,  
громоздких пульсов и костей,  
вишу, как стайка новостей,  
в ночи не принятых антенной.  
Мое сознанье растолкав  
и заново его туманя  
дремотной речью, тетя Маня  
протягивает мне стакан  
парной и первобытной влаги.  
Сижу. Смеркается. Дождит.  
Я вновь жива и вновь должник  
вдали белеющей бумаги.  
Старуха рада, что зятья  
убрали сено. Тишь. Беспечность.  
Течет, впадая в бесконечность,  
журчание житья-бытья.  
И снова путник одержимый  
вступает в низкую зарю,  
и вчуже долго я смотрю  
на бег его непостижимый.  
Непоправимо сир и жив,  
он строго шествует куда-то,  
как будто за красу заката  
на нем ответственность лежит.  

❂❂❂❂

1966  

❂❂❂❂