1 Музо! не пора ли слог отменить твой грубый  
И сатир уж не писать? Многим те не любы,  
И ворчит уж не один, что, где нет мне дела,  
Там мешаюсь и кажу себя чресчур смела.  
5 Много видел я таких, которы противно  
Не писали никому, угождая льстивно,  
Да мало счастья и так возмогли достати;  
А мне чего по твоей милости уж ждати?  
Всякое злонравие, тебе неприятно,  
10 Смело хулишь, да к тому ж и говоришь внятно;  
Досаждать злым вся жадна — то твое веселье,  
А я вижу, что в чужом пиру мне похмелье.  
Вон Кондрат с товарищи, сказывают, дышит  
Гневом и, стряпчих собрав, челобитну пишет,  
15 Имея скоро меня уж на суд позвати,  
Что, хуля Клитесов нрав, тщуся умаляти  
Пьяниц добрых и с ними кружальны доходы.  
А Никон, тверды одни любящий доводы,  
Библию, говорят, всю острожской печати  
20 С доски до доски прошел и, не три тетрати  
Наполнив, мудрые в них доводы готовит,  
Что нечистый в тебе дух бороду злословит,  
Что законоломное и неверных дело —  
Полосатой мантию ризою звать смело.  
25 Иной не хочет писать указ об отказе,  
Что о взятках говоришь, обычных в приказе.  
Одним словом, сатира, что чистосердечно  
Писана, колет глаза многим всеконечно —  
Ибо всяк в сем зеркале, как станет смотрети,  
30 Мнит, зная себя, лицо свое ясно зрети.  
Музо, свет мой! слог твой мне, творцу, ядовитый;  
Кто всех бить нахалится, часто живет битый,  
И стихи, что чтецам смех на губы сажают,  
Часто слез издателю причина бывают.  
35 Знаю, что правду пишу и имен не значу,  
Смеюсь в стихах, а в сердце о злонравных плачу;  
Да правда редко люба и часто некстати —  
Кто же от тебя когда хотел правду знати?  
Вдругорь скажу: не нравна — угодить не можно,  
40 Всегда правду говоря, а хвалить хоть ложно,  
Хоть излишно, поверь мне, более пристойно  
Тому, кто, живя с людьми, ищет жить покойно.  
Чего ж плакать, что народ хромает душою?  
Если б правдой все идти — таскаться с сумою.  
45 Таков обычай! уйми, чтоб шляп не носили  
Маленьких, или живут пусть люди как жили.  
Лучше нас пастыри душ, которых и правы  
И должность есть исправлять народные нравы,  
Да молчат: на что вступать со воем светом к ссору?  
50 Зимой дров никто не даст, ни льду в летню пору.  
Буде ты указывать смеешь Ювенала,  
Персия, Горация, мысля, что как встала  
Им от сатир не беда, но многая слава;  
Что как того ж Боало причастник был права,  
55 Так уже и мне, что следы их топчу, довлеет  
То ж счастье, — позволь сказать, что ум твой шалеет.  
Истая Зевсова дочь перо их водила —  
Тебя чуть ли не с другим кем Память родила.  
В них шутки вместе с умом цветут превосходным,  
60 И слова гладко текут, как река природным  
Током, и что в речах кто зрит себе досадно,  
Не в досаду себе мнит, что сказано складно.  
А в тебе что такого? без всякой украсы  
Болтнешь, что не делают чернца одни рясы.  
65 Так ли теперь говорят, так ли живут в людях?  
Мед держи на языке, а желчь всю прячь в грудях;  
И, вpaг смертный будучи, тщись другом казаться,  
Если хочешь нечто быть и умным назваться.  
Зачнем, музо, в похвалах перья притупляти,  
70 Ну-тка станем Туллию приветство писати.  
Туллий, знаешь ты, лукав, что если рассудно  
Истолковать, то в нем ум выхвалить нетрудно.  
Оставя убо, что есть, сделаем такого,  
Каков бы он должен быть; тропа та не нова:  
75 Всяк так пишет, кто хвалить у нас кого хочет, —  
Тому, кого въявь поет, сам в сердце хохочет.  
Туллий не нравен тебе — выбери другого.  
Вот хорош Силван; он тих, не добьешься слова  
У него чрез целый день, и хотя ты знаешь,  
80 Что он глупости молчит, если пожелаешь —  
Можешь сильно доказать, что муж он не простый,  
Но с рассудства обуздал язык свой преострый.  
И Квинтий, право, хорош; в десть книгу составить  
Можешь, коль дела его захочешь прославить.  
85 Видишь, как приятен он, честно всех примает,  
Учтиво век говорит, всякого ласкает,  
И всякому силится быть он благодетель,  
Не однажды, как сулит, слов тех бог свидетель.  
Полно того; а с чего таков он бывает,  
90 Писать незачем: добро, что мало кто знает.  
Не пиши того, что он затем столь умилен  
И добр ко всем, что вредить никому не силен.  
Да много таких, об ком списать стопу целу  
Можно; легко их узнать, хоть нет в спине мелу.  
95 Буде ж несроден тебе род тех стихов гадких,  
Запой в Амариллиных объятиях сладких  
Счастливого Титира иль Ирис, бесщадну  
К бедну Филену. Свою Титир жизнь прохладну  
Не сменит на царскую славу и обильность;  
100 Филен носит на лице жалкую умильность;  
Ведет ли стадо поить, иль пасти на поли —  
Смутен станет, и текут с глаз слезы доволи;  
Ирис, мимо идучи, ход свой ускоряет,  
Смеясь, и, горда, его рану огорчает.  
105 Вскинь глаза на прошлу жизнь мою и подробно  
Исследуй: счастье ко мне ласково и злобно  
Бывало, больше в своей злобе постоянно.  
Почерпнув довольну тут печаль, нечаянно  
Новым уж родом стихов наполним тетрати,  
110 Прилично чтецам своим; и что больше кстати  
Нам здесь, смертным, как печаль? Тужить не напрасно  
Можем, приближаяся к смерти повсечасно.  
Есть о чем писать, — была б лишь к тому охота,  
Было б кому работать — без конца работа!  
115 А лучше век не писать, чем писать сатиру,  
Что приводит в ненависть меня всему миру!  
Но вижу, музо, ворчишь, жмешься и краснеешь,  
Являя, что ты хвалить достойных не смеешь,  
А в ложных хвалах нурить ты не хочешь время.  
120 Достойных, право, хвалить — не наших плеч бремя,  
К тому ж человечья жизнь редко однолична:  
Пока пишется кому похвала прилична,  
Добродетель его вся вдруг уж улетает,  
И смраден в пятнах глазам нашим представляет  
125 Себя, кто мало пред тем бел, как снег, казался.  
Куды тогда труд стихов моих уж девался?  
Пойду ль уже чучело искать я другое,  
Кому б тые прилепить? иль, хотя иное  
В нем вижу сердце, ему ж оставя, образу  
130 Себе в людях навлеку, кои больше глазу  
Верить станут своему, нежли моей бредни,  
Не меряя доброту по толпе в передни.  
Изодрав те, скажет кто, сочини другие,  
Третие, десятые; как бы нам такие  
135 Плыли с пера без труда стихи и без поту;  
Пусть он сам отведает ту легку работу!  
А я знаю, что когда хвалы принимаюсь  
Писать, когда, музо, твой нрав сломить стараюсь,  
Сколько ногти ни грызу и тру лоб вспотелый,  
140 С трудом стишка два сплету, да и те неспелы,  
Жестки, досадны ушам и на те походят,  
Что по целой азбуке святых житье водят.  
Дух твой ленив, и в зубах вязнет твое слово,  
Не забавно, не красно, не сильно, не ново;  
145 А как в нравах вредно что усмотрю, умняе  
Сама ставши, — под пером стих течет скоряе.  
Чувствую сам, что тогда в своей воде плавлю  
И что чтецов я своих зевать не заставлю:  
Проворен, весел спешу, как вождь на победу,  
150 Или как поп с похорон к жирному обеду.  
Любовны песни писать, я чаю, тех дело,  
Коих столько ум неспел, сколько слабо тело.  
Красны губки свежие, что на крайках сносят  
Душу навстречу моей, губ же себе просят;  
155 Молочны груди ладонь мою потягают,  
И жарки взгляды моих глаз взгляд поджидают.  
Довольно моих поют песней и девицы  
Чистые, и отроки, коих от денницы  
До другой невидимо колет любви жало.  
160 Шуток тех минулося время, и пристало  
Уж мне горько каяться, что дни золотые  
Так непрочно стратил я, пиша песни тые.  
Кои в весне возраста жаркой любви служат,  
Как невольники в цепях, — пусть о себе тужат,  
165 Вина сущи своему беспокойству сами;  
Я отвык себя ковать своими руками.  
Мне уж слепое дитя должен беспрестанно  
Поводы веселия подавать, и странно  
Ему, чаю, все то, что к печали склоняет.  
170 Если веселить меня собою не знает,  
Тотчас с ним расстануся; с ним уж водить дружбу  
В лишны я часы готов, но не сулю службу.  
К чему ж и инде искать печали причину?  
Не довольно ли она валится на спину,  
175 Хоть бы ея не искать? Если в мои лета  
Минувши скрыться не мог я вражья навета,  
Если счастье было мне мало постоянно  
Я ль один тому пример? Весь свет непрестанно  
Терпит отмены, и то чудно лишь бы было,  
180 Если б мое в тех валах судно равно плыло.  
Теперь счастливо плыву — то мне одно полно,  
Забываю прошлое, и как мне не вольно  
Будущее учредить время, так и мало  
О том суечусь, готов принять что ни пало  
185 Из руки всевышнего царя в мою долю.  
О дней числе моих жду, тих, его же волю;  
Честна жизнь нетрепетна и весела идет  
К неизбежному концу, ведая, что внидет  
Теми дверьми в новые веки непрестанны,  
190 Где тишина и покой царствует желанный.  
Одним словом, сатиру лишь писать нам сродно:  
В другом неудачливы; с нравом же несходно  
Моим, не писав, прожить в лености с тобою.  
Ин, каков бы ни был рок, смелою рукою  
195 Злой нрав станем мы пятнать везде неостудно.  
И правда, уж от того и уняться трудно,  
Когда тот, что губы чуть помазал в латину,  
Хвастает наукою и ищет причину  
Безвременно всем скучать долгими речами,  
200 Мня, что мудрость говорит к нам его устами;  
Когда хлебник в золоте и цугом катится;  
Раздутый уж матери подьячий стыдится,  
И бояр лише в родню принять ему нравно;  
Когда мельник, что с волос стрёс муку недавно,  
205 Кручинится и ворчит, и жмурит глазами,  
Что в палате подняли мухи пыль крылами.  
Таким одним сатира наша быть противна  
Может; да их нечего щадить, и не дивна  
Мне любовь их, как и гнев их мне страшен мало.  
210 Просить у них не хочу, с ними не пристало  
Мне вестись, чтоб не счернеть, касаяся сажи;  
Вредить не могут мне те, пока в сильной стражи  
Нахожуся матери отечества правой.  
А коим бог чистый дух дал и дал ум здравой,  
215 Беззлобны — беззлобные наши стихи взлюбят  
И охотно станут честь, надеясь, что сгубят,  
Может быть, иль уменьшат злые людей нравы.  
Сколько тем придается им и пользы и славы!  

❂❂❂❂

1731  
 

❂❂❂❂