Есть три эпохи у воспоминаний.  
И первая — как бы вчерашний день.  
Душа под сводом их благословенным,  
И тело в их блаженствует тени.  
Еще не замер смех, струятся слезы,  
Пятно чернил не стерто со стола —  
И, как печать на сердце, поцелуй,  
Единственный, прощальный, незабвенный…  
Но это продолжается недолго…  
Уже не свод над головой, а где-то  
В глухом предместье дом уединенный,  
Где холодно зимой, а летом жарко,  
Где есть паук и пыль на всем лежит,  
Где истлевают пламенные письма,  
Исподтишка меняются портреты,  
Куда как на могилу ходят люди,  
А возвратившись, моют руки с мылом,  
И стряхивают беглую слезинку  
С усталых век — и тяжело вздыхают…  
Но тикают часы, весна сменяет  
Одна другую, розовеет небо,  
Меняются названья городов,  
И нет уже свидетелей событий,  
И не с кем плакать, не с кем вспоминать.  
И медленно от нас уходят тени,  
Которых мы уже не призываем,  
Возврат которых был бы страшен нам.  
И, раз проснувшись, видим, что забыли  
Мы даже путь в тот дом уединенный,  
И задыхаясь от стыда и гнева,  
Бежим туда, но (как во сне бывает)  
Там все другое: люди, вещи, стены,  
И нас никто не знает — мы чужие.  
Мы не туда попали… Боже мой!  
И вот когда горчайшее приходит:  
Мы сознаем, что не могли б вместить  
То прошлое в границы нашей жизни,  
И нам оно почти что так же чуждо,  
Как нашему соседу по квартире,  
Что тех, кто умер, мы бы не узнали,  
А те, с кем нам разлуку Бог послал,  
Прекрасно обошлись без нас — и даже  
Все к лучшему…  

❂❂❂❂

1945  

❂❂❂❂