Даль — без конца. Качается лениво, 
шумит овес. 
И сердце ждет опять нетерпеливо 
всё тех же грез. 
В печали бледной, виннозолотистой, 
закрывшись тучей 
и окаймив дугой ее огнистой, 
сребристо жгучей, 
садится солнце красно-золотое… 
И вновь летит 
вдоль желтых нив волнение святое, 
овсом шумит: 
«Душа, смирись: средь пира золотого 
скончался день. 
И на полях туманного былого 
ложится тень. 
Уставший мир в покое засыпает, 
и впереди 
весны давно никто не ожидает. 
И ты не жди. 
Нет ничего… И ничего не будет… 
И ты умрешь… 
Исчезнет мир, и Бог его забудет. 
Чего ж ты ждешь?» 
В дали зеркальной, огненно-лучистой, 
закрывшись тучей 
и окаймив дугой ее огнистой, 
пунцово-жгучей, 
огромный шар, склонясь, горит над нивой 
багрянцем роз. 
Ложится тень. Качается лениво, 
шумит овес. 
Июль 1902 
Серебряный Колодезь 

Я шел домой согбенный и усталый, 
главу склонив. 
Я различал далекий, запоздалый 
родной призыв. 
Звучало мне: «Пройдет твоя кручина, 
умчится сном». 
Я вдаль смотрел — тянулась паутина 
на голубом 
из золотых и лучезарных ниток… 
Звучало мне: 
«И времена свиваются, как свиток… 
И всё во сне… 
Для чистых слез, для радости духовной, 
для бытия, 
мой падший сын, мой сын единокровный, 
зову тебя…» 
Так я стоял счастливый, безответный. 
Из пыльных туч 
над далью нив вознесся златоcветный 
янтарный луч. 
Июнь 1902 
Серебряный Колодезь 

Шатаясь, склоняется колос. 
Прохладой вечерней пахнет. 
Вдали замирающий голос 
в безвременье грустно зовет. 
Зовет он тревожно, невнятно 
туда, где воздушный чертог, 
а тучек скользящие пятна 
над нивой плывут на восток. 
Закат полосою багряной 
бледнеет в дали за горой. 
Шумит в лучезарности пьяной 
вкруг нас океан золотой. 
И мир, догорая, пирует, 
и мир славословит Отца, 
а ветер ласкает, целует. 
Целует меня без конца.

❂❂❂❂

Москва

❂❂❂❂