Там мне кричат издалека, 
Что нос мой — длинный, взор — суровый, 
Что я похож на паука 
И страшен мой костыль дубовый, 
Что мне не избежать судьбы, 
Что злость в моем потухшем взгляде, 
Что безобразные торбы 
Торчат и спереди, и сзади… 
Так глухо надо мной в дупло 
Постукивает дятел пестрый… 
Глаза — как ночь; как воск — чело; 
На сердце — яд отравы острый; 
Угрозою кривится рот; 
В ресницах стекленеют слезы… 
С зарей проносится и гнет 
Едва зеленые березы 
Едва запевший ветерок 
И кружится на перекрестках, 
И плещется там мотылек 
На кружевных, сребристых блестках 
В косматых лапах паука; 
Моя дрожащая рука 
Протянется и рвет тенета… 
В душе — весенняя тоска: 
Душа припоминает что-то. 
Подглядываю в мягких мхах, 
Весь в лиственном, в прозрачном пухе, 
Ребенок в голубых цветах 
Там крылья обрывает мухе, — 
И тянется к нему костыль, 
И вскрикивает он невольно, 
И в зацветающую пыль 
Спасается — мне стыдно, больно — 
Спасается, в кулак свистя, 
И забирается в валежник. 
Я вновь один. Срываю я 
Мой нежный, голубой подснежник, — 
А вслед летят издалека 
Трусливые и злые речи, 
Что я похож на паука 
И что костыль мне вздернул плечи, 
Что тихая моя жена, 
Потупившись, им рассказала, 
Когда над цветником она, 
Безропотная, умирала, 
Как в мраке неживом, ночном 
Над старым мужем — пауком — 
Там плакала в опочивальне, 
Как изнывала день за днем, 
Как становилась всё печальней; — 
Как безобразные горбы 
С ней на постель ложились рядом, 
Как, не снеся своей судьбы, 
Утаивала склянку с ядом, 
И вот… 
Так медленно бреду. 
Трещат и пикают стрекозы 
Хрустальные — там, на пруду. 
В ресницах стекленеют слезы; 
Душа потрясена моя. 
Похрустывает в ночь валежник. 
Я вновь один. Срываю я 
Цветок единственный, подснежник.

❂❂❂❂

Москва

❂❂❂❂