Продавец картин

Умный, грустный, с большим лбом и кожей  
В складках иронических — вот так.  
Флегматично сильный, не тревожа  
Мир чрез мир идущий, чуть похожий  
На больших, худых, не злых собак.  
Был и анархистом… Надоело!  
— Голодать. Статьи писать. Мечтать.  
Может быть и будет — что за дело!  
Только нет: упорной, черствой, целой  
Жизни не сломать ведь, не сломать.  
Книги брось, пройдись-ка по Парижу,  
Громко проклинай иль зло шепчи  
Городу глухое «ненавижу».  
Он в ответ: «Людей, как бисер, нижу  
В ожерелья. Покорись! Молчи!»  
Покорился. Мускулы упруги,  
Гибок ум. На ум здесь есть цена.  
Дни и годы — круги, круги, круги.  
Так женился. Ласковой подруги  
Принял ношу он на рамена.  
Опьянялся книгами, стихами,  
Красками сияющих картин,  
Сладкими прекрасными грехами,  
Пьяными и острыми духами.  
Но порой вставал в нем мутный сплин.  
И когда в гостях у принципала  
Шелестел нарядов пышный шелк  
И сияли нежных плеч опалы,  
Просыпалось то, что тайно спало:  
В добром псе — свободный, злобный волк.  
И тогда вдруг становилось жутко  
Томной собеседнице его.  
«Что я — дама или проститутка?  
Он влюблен иль это только шутка?  
Злая шутка, больше ничего!»  
И жена, ребенок, парижанка,  
Элегантно-милое дитя,  
Думала (а в сердце ныла ранка):  
«Для него я словно иностранка».  
И звала домой его, шутя.  
И в auto ему слегка ласкала  
Руку гантированной рукой.  
И пугалась вдруг зубов оскала,  
Пламени, которое сверкало  
В глуби глаз его глухой тоской.  
Дома же огромными шагами  
Он ходил, как в клетке, по ковру.  
О борьбе с какими-то врагами  
Грезил. И топтал врагов ногами!  
Так всю ночь. И шел в бюро к утру…  

❂❂❂❂