Лягушкам стало не угодно 
Правление народно, 
И показалось им совсем не благородно 
Без службы и на воле жить. 
Чтоб горю пособить, 
То стали у богов Царя они просить. 
Хоть слушать всякий вздор богам бы и не сродно, 
На сей, однако ж, раз послушал их Зевес: 
Дал им Царя. Летит к ним с шумом Царь с небес, 
И плотно так он треснулся на царство, 
Что ходенем пошло трясинно государство: 
Со всех Лягушки ног 
В испуге пометались, 
Кто как успел, куда кто мог, 
И шепотом Царю по кельям дивовались. 
И подлинно, что Царь на диво был им дан: 
Не суетлив, не вертопрашен, 
Степенен, молчалив и важен; 
Дородством, ростом великан, 
Ну, посмотреть, так это чудо! 
Одно в Царе лишь было худо: 
Царь этот был осиновый чурбан. 
Сначала, чтя его особу превысоку, 
Не смеет подступить из подданных никто: 
Со страхом на него глядят они, и то 
Украдкой, издали, сквозь аир и осоку; 
Но так как в свете чуда нет, 
К которому б не пригляделся свет, 
То и они сперва от страху отдохнули, 
Потом к Царю подползть с преданностью дерзнули; 
Сперва перед Царем ничком; 
А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком; 
Дай попытаться сесть с ним рядом; 
А там, которые еще поудалей, 
К царю садятся уж и задом. 
Царь терпит все по милости своей. 
Немного погодя, посмотришь, кто захочет, 
Тот на него и вскочит. 
В три дня наскучило с таким Царем житье. 
Лягушки новое челобитье, 
Чтоб им Юпитер в их болотную державу 
Дал подлинно Царя на славу! 
Молитвам теплым их внемля, 
Послал Юпитер к ним на царство Журавля. 
Царь этот не чурбан, совсем иного нраву; 
Не любит баловать народа своего; 
Он виноватых ест: а на суде его 
Нет правых никого; 
Зато уж у него, 
Что завтрак, что обед, что ужин, то расправа. 
На жителей болот 
Приходит черный год. 
В Лягушках каждый день великий недочет. 
С утра до вечера их Царь по царству ходит 
И всякого, кого ни встретит он, 
Тотчас засудит и — проглотит. 
Вот пуще прежнего и кваканье и стон, 
Чтоб им Юпитер снова 
Пожаловал Царя инова; 
Что нынешний их Царь глотает их, как мух; 
Что даже им нельзя (как это ни ужасно!) 
Ни носа выставить, ни квакнуть безопасно; 
Что, наконец, их Царь тошнее им засух. 
«Почто ж вы прежде жить счастливо не умели? 
Не мне ль, безумные, — вещал им с неба глас, — 
Покоя не было от вас? 
Не вы ли о Царе мне уши прошумели? 
Вам дан был Царь?- так тот был слишком тих: 
Вы взбунтовались в вашей луже, 
Другой вам дан — так этот очень лих: 
Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!»

❂❂❂❂