Измученный тревогою дневною,  
Я лег в постель без памяти и сил,  
И голос твой, носяся надо мною,  
Насмешливо и резко говорил:  
«Что ты глядишь так пасмурно, так мрачно?  
Ты, говорят, влюблен в меня, поэт?  
К моей душе, спокойной и прозрачной,  
И доступа твоим мечтаньям нет.  
Как чужды мне твои пустые бредни!  
И что же в том, что любишь ты меня?  
Не первый ты, не будешь и последний  
Гореть и тлеть от этого огня!  
Ты говоришь, что в шумном вихре света  
Меня ты ищешь, дышишь только мной…  
И от других давно, я слышу это,  
Окружена влюбленною толпой.  
Я поняла души твоей мученье,  
Но от тебя, поэт, не утаю:  
Не жалость, нет, а только изумленье  
Да тайный смех волнуют грудь мою!»  
Проснулся я.- Враждебная, немая  
Вокруг меня царила тишина,  
И фонари мне слали, догорая,  
Свой тусклый свет из дальнего окна.  
Бессильною поникнув головою,  
Едва дыша, я снова засыпал,  
И голос твой, носяся надо мною,  
Приветливо и ласково звучал:  
«Люби меня, люби! Какое дело,  
Когда любовь в душе заговорит,  
И до того, что в прошлом наболело,  
И до того, что в будущем грозит?  
Моя душа уж свыклася с твоею,  
Я не люблю, но мысль отрадна мне,  
Что сердце есть, которым я владею,  
В котором я господствую вполне.  
Коснется ли меня тупая злоба,  
Подкрадется ль нежданная тоска,  
Я буду знать, что, верная до гроба,  
Меня поддержит крепкая рука!  
О, не вверяйся детскому обману,  
Себя надеждой жалкой не губи:  
Любить тебя я не хочу, не стану,  
Но ты, поэт, люби меня, люби!»  
Проснулся я.- Уж день сырой и мглистый  
Глядел в окно. Твой голос вдруг затих,  
Но долго он без слов, протяжный, чистый,  
Как арфы звук, звенел в ушах моих.  

❂❂❂❂

Начало 1860  

❂❂❂❂