Туллiя

Жарь Туллія любви и силу презирала; 
Но нѣкогда она со пастухомь играла, 
И стала ощущать любовный сильный жаръ. 
Колико могъ Еротъ, употребилъ ударъ. 
Пастушкино лице незапно забагрѣлось, 
Встревожилася мысль и сердце загорѣлось. 
Забавы прежнія пастушка брося прочь. 
О Періяндрѣмнитъ одномъ и день и ночь. 
Ей кажется и жизнь безъ пастуха противна: 
Когда гдѣнѣтъ ево пастушка тамь унывна: 
Волынка и свирѣль не трогають ушей, 
Ни самъ на деревѣпоющій соловей: 
И пѣсни зяблицы ушамъ ея не внятны, 
Не зѣлены луга и рощи не приятны. 
А естьли съ нею онъ; ясна ночная тѣнь, 
И свѣтелъ пасмурный въ очахъ пастушки день: 
Не страшны молніи и мракъ подъ небесами, 
Ни вѣтры бурныя колеблющи лѣсами, 
Подъемлющи на верьхъ воды со дна пѣсокъ, 
И возмущающи долину и потокъ. 
Грачей противный крикъ ушей не отягчаеть, 
Кокушка голосомъ унывнымъ не скучаетъ. 
И какъ разгорячивъ Еротъ ее томилъ, 
Пастухъ примѣтивъ то, что сталъ пастушкѣмилъ, 
Къ ней нѣкогда въ шалашъ во сумѣрки приходитъ, 
Вѣщая, что овцы любимой не находитъ. 
Ну, ежели въ лѣсу теперь овца твоя! 
Пойди ее искать, пойду съ тобой и я: 
И ноги для нево имѣя не лѣнивы, 
Преходить безъ труда весь лугъ и дальны нивы, 
И не боясь волковь въ дремучій лѣсъ вошла; 
Но Періяндровой овечки не нашла. 
Исканье тщетное труда не ободряетъ, 
Настала ночь: луна пустыню осребряетъ. 
Пастушка, я овцы не тѣрявалъ, мой свѣтъ! 
Не для овцы тебя любовникъ твой ведетъ: 
Сей темный лѣсъ далекь отъ шалашей и стада; 
Такъ буди моему страданію отрада: 
Склонися прохладить мою кипящу кровь, 
И увѣнчай мою горячую любовь! 
Такъ ради ты сево меня сюда велъ дѣлаѣ 
На то ли объ овцѣтвоей я такъ радѣла, 
Что бъ ты меня возмогъ удобняй обуздать. 
И ввѣрювшусь тебѣсебѣна жертву датьѣ 
Потребно много дней къ рѣшенью въ дѣлѣколкомъ: 
Безвинной агницей, я шла въ лѣса за волкомъ. 
Волкъ хищный твоея овечки не унесъ; 
Да ты влекъ агннцу съ собой въ сей темный лѣсъ; 
Уединеніе любви моей опасно. 
Не сѣтуй, Туллія, но сѣтуй ты напрасно! 
Уединеніе насъ больше распалитъ. 
И распаленныхъ насъ оно увеселитъ. 
О какъ колеблется разсудокъ мой, ахъ, нынѣ 
Во младости, въ любви, во мракѣи въ пустынѣ, 
Въ смятеньи, въ слабости, любимой и тобой, 
Потребно много силь, бороться мнѣсъ собой; 
Противься ты моей, иль общей нѣжной страсти! 
И жизнь моя и смерть въ твоей драгая власти. 
Сокройся отъ очей ты Тулліи луна, 
Не зри съ небесъ, не зри, что дѣлаетъ она. 
А вы затьмитеся блистающія звѣзды: 
Умолкши соловьи сопрячтеся во гнѣзды; 
Престаньте и струи въ источникахъ журчать. 
Потщися, Туллія, жаръ жаромъ увѣнчать, 
И утомленныя, ходьбою, въ лѣсъ сей, члѣны, 
Спокой и преклони на муравы зѣлены! 
Блаженству нашему ты общему строга. 
Уже покоятся и рощи и луга. 
И солнце утомясь прохладствуетъ во Понтѣ: 
Спокойствіе во всемъ пространномъ горизонтѣ: 
Страдаю только я, въ сіи часы, да ты; 
Жалѣй меня, жалѣй себя и красоты! 
О лютый Періяндръ! Невинность исчезаетъ: 
Вручаюся тебѣ— пастухъ на все дерзаеть, 
Не споритъ Туллія, гоня упрямство прочь, 
И въ иступленіи препровождаетъ ночь, 
Въ веселіи пребывъ со пастухомъ безъ спора 
Доколѣневзошла на паство къ нимъ аѣрора.

❂❂❂❂