Сильванира

Вѣщаетъ дѣвушка воставшая отъ сна: 
О ты начавшаясь прекрасная весна! 
Мнѣмнится что меня и ты возненавидишь, 
Не сильваниру ты во шалашѣсемъ видишь. 
Возвращена твоя на паство красота, 
Покрыта зѣленію въ долинахъ нагота, 
Одѣлися уже и рощи и дубровы, 
И дубія древнія тобою стали новы, 
Примается за плугъ оратель не лѣнивъ, 
Смягчающій хребты желѣзомъ жесткихъ нивъ; 
И груды снѣжныя во буяракахъ таютъ, 
Зефиры, нѣжася, со птичками летають, 
Сокрылся зимній хладъ и удаленъ морозь, 
Отсель со узами благоуханныхъ розъ, 
Аѣрора на лугахъ, со Флорой, заблистала, 
Но я уже не та, не та уже я стала. 
О ты вчерашній день, и ты о темной лѣсъ! 
Не будете ль вы мнѣисточниками слезъ; 
Когда съ Тимантомъ я подъ тѣнью утѣшалась, 
Въ жару забыла всо чево тогда лишалась; 
Жестокой пламень весь разсудокъ поядаль, 
И опаляемый цвѣточикъ увядалъ. 
Мнѣтолько страсть одна сокровище мѣчтала, 
Какъ наглая рука одѣжды отмѣтала: 
Мной дерзко овладѣвъ, какъ лодкой бурный токъ, 
Мнѣбуря былъ, Тимантъ, а я была чолнокъ. 
Восхитилася я; но кое было слѣдство! 
Раскаяніе, стыдъ, стѣнаніе и бѣдство. 
Мнѣласки прежнія зляй стали всѣхъ досадъ: 
Изъ райскихъ сладостей низверглась я во адъ. 
Во иступленьи бывъ я сладостно дрожала, 
И съ дрожью горькою отъ пастуха бѣжала, 
Какъ серна отъ стрѣлка пронзенная стрѣлой 
Я ожидающа себѣкончины злой: 
Я рыбкою была попадшою на уду: 
И суетно уже раскаеваться буду: 
Такъ бабочка, когда предъ ней огонь блѣститъ, 
На сженье крылушекъ ко пламеню летитъ, 
И въ самый мигъ когда огнемъ она играетъ, 
Не долго поигравъ падетъ и умираетъ. 
Ко унывающей по семъ пастушкѣсей, 
Приходитъ щастливый, кто толь досаденъ ей… 
Бѣги отъ глазь моихъ, доколѣдухъ мой въ тѣлѣ; 
Сокройся отъ меня, бѣги. Бѣги отселѣ, 
И не кажися мнѣотъ нынѣникогда! 
Драгая, я тебѣвручаюсь на всегда; 
Не умерщвляй меня, такимъ суровымъ взглядомъ, 
Не дѣлай сладостей вчерашнихъ смертнымъ ядомь, 
Но вспоминай тово что въ вѣкъ нещастна я; 
Ужалиль ты меня, какъ лютая змѣя! 
Не жалостливый тигръ, сокройся въ дальни стѣпи! 
Не тамъ сокрою я твои мнѣтяжки цѣпи; 
На сей горѣтвое я имя нареку, 
И съ именемъ твоимь я брошуся въ рѣку. 
Твоя душа ту казнь конечно заслужила, 
Не думай ты чтобъ я о томъ когда тужила, 
Иду — забудь на вѣкь какъ онъ тебя любиль, 
Лишь помни что твою невинность погубилъ! 
Но время прежнее меня увеселяло, 
И скуки отъ меня годъ цѣлый удаляло. 
Пойди — ахъ, нѣтъ! — постой — мала ль твоя винаѣ 
Съ виной мой жаръ пожретъ рѣчная глубина: 
Ты всѣми радостьми мой пламень утушала, 
Которыя вчера душа моя вкушала, 
Но превратилися они мнѣвъ пущій стонъ. 
То время краткое исчезло такъ какъ сонъ: 
Я сладости вкусивъ лишъ только больше тлѣю. 
Молчи злодѣй — а я еще ево жалѣю, 
Остатокь нѣжности на сердцѣсохраня! 
Дражайшая, когда жалѣешь ты меня; 
Такъ можно ль поступать со мной безчеловѣчно; 
Когда намѣренъ я тебя любити вѣчноѣ 
Да ты жъ по гробъ меня любить сама клялась. 
То прежде времени злодѣй тебѣздалась. 
Откинь отъ сордца ты смущаясь тяжко бремя, 
Любови истинной пристойно всяко время! 
Для вѣчныя любви, твоей ошибки нѣтъ, 
Пшеницу спѣлую не хищникъ нынѣжнетъ, 
Не хищникъ сытится созрѣлыми плодами, 
Не волки властвуютъ овечьими стадами. 
Я сталъ тебѣзнакомъ, любовникъ твой и другъ. 
И естьли хочешь ты, такъ буду твой супругъ. 
Пойдемъ, любезная, и щастливой судьбою, 
Спряжемся въ вѣрности мы клятвою съ тобою! 
И ежели Тимантъ хоть мало измѣнитъ, 
Иль нѣжности въ любви когда не сохранить, 
Или досадою тебя какою тронеть; 
Пускай во глубинѣонъ сей рѣки потонетъ. 
Иль дикій звѣрь ево въ лѣсъ темный унесеть, 
Иль кровь ево змѣя изъ сердца изсосетъ. 
Пастушка всѣтогда досады забывала, 
Тиманта обняла, и сладко цѣловала.

❂❂❂❂