Ликастъ

Оикастъ любить начавъ, Ерасту говорилъ, 
Когда подь тѣнію древесъ онъ съ нимъ ходилъ: 
Исполнилось мой другъ твое предвозвѣщанье, 
И премѣнилося со всѣмъ мое желанье, 
Прошли тѣдни, какъ я свободу почиталъ. 
И красоту дѣвиць съ любовью презиралъ. 
Я бросилъ нынѣлукъ, я бросиль нынѣуду: 
Ни рыбы ужь ловить, ни птицъ стрѣлить не буду. 
Не стану за звѣрьми гоняться по лѣсамь; 
Приковань нынѣя къ пастушкинымь очамъ. 
Ерастъ желалъ познать порядочно то дѣло, 
И чье ево лице воспламенить умѣло. 
Ликастъ о скромности Ераста твердо зналъ, 
И таинство свое вѣщать надежно сталъ: 
Ты знаешь говорилъ, прекрасну Антиклею, 
Моя холодна кровь разженна стала ею. 
Я ласку отъ нея сталъ видѣть ужъ давно; 
Но было ласку зря мнѣсперьва все равно, 
Суровъ ли былъ ея поступокь иль привѣтливъ. 
Но вдругъ не знаю какъ, я больше сталъ примѣтливъ, 
Пастушкинъ на себя взоръ частый примѣчалъ… 
И услаждаяся глаза ея встрѣчалъ. 
Я чувствовалъ по томъ, что кровь моя затлѣлась: 
Какъ въ очи пристально ей зрѣлъ, она краснѣлась, 
И опуская зракъ, лучь сердца моево, 
Задумывалася, не знаю, отъ чево; 
По семъ по вечерамъ дней тихія погоды, 
Когда сходилися пастушки въ короводы, 
Я больше вображалъ себѣея красу, 
И чаще съ нею бывъ влюблялся отчасу. 
И пѣніе ея мнѣнравилось и пляска, 
Взглядъ былъ ея все чивъ, и умножалась ласка. 
Она по всякой часъ мою питала страсть. 
Отъемля у меня надъ сердцемъ прежню власть, 
Въ послѣдокъ красотой я такъ ея прельстился, 
Что больше безъ нея ни чѣмъ не веселился; 
Но мукъ любви тогда въ себѣне ощущалъ, 
Желая быть ей милъ, имѣлъ, чево желалъ: 
Осталось только мнѣоткрыти то словами, 
О чемъ я ей вѣщалъ разъ тысячу глазами. 
Но какъ ей нѣкогда любовь свою сказалъ. 
Я всю свою тогда надежду потерялъ. 
Она сказала мнѣя етому не вѣрю. 
А какъ я клялся ей, что не лицемѣрю, 
Она внимала то; я мниль себѣманя, 
Имѣть себѣвъ отвѣтъ, что любить и меня: 
Я зрѣль, что слушала она тѣрѣчи внятно, 
И мнилъ, что было ей внимати ихъ приятно. 
Но вся утѣха мнѣвъ тотъ ею часъ была, 
Что клятвы выслушавъ какъ мнѣона мила, 
Отвѣта мнѣне давъ пошла, и не простилась. 
О какъ въ ночь дня того душа моя мутилась! 
Смѣялся прежде я, кто въ страсти былъ такой, 
И все то я въ ту ночь увидѣлъ надъ собой. 
Зрѣлъ прежде я съ бреговъ, какъ морѣволновалось, 
Но вдругъ и подо мной оно возбунтовалось. 
Смѣшно мнѣбыло зрѣть, коль кто въ люби то нулъ; 
Но самъ, тогда, я самъ стократно воздохнулъ, 
Какъ лѣтня свѣтлость дня бываетъ вдругъ ненастьемъ, 
Любовь моя бѣдой мнѣстала, бывши щастьемъ. 
По утру покидалъ не спавъ я свой шалашъ. 
Всю ночь была въ умѣона, и въ день она жъ. 
Какъ вы багряныя Авроры всходъ играли, 
И изъ загоновъ въ лугъ скотину выгоняли; 
Моя скотин.а мнѣпрестала быть мила, 
И праздная свирѣль ненадобна была. 
Не видѣль ни чево приятнаго я болѣ, 
И овцы ужь мои шли безъ порядка въ поле. 
Въ несносной я тоскѣвесь день препровождалъ, 
Поить, на брегъ рѣки, скотины не гонялъ, 
Погода лѣтняя меня не веселила, 
Страсть, мысли всѣотбивъ, едину мысль вселила, 
Которая одна безъ многихь тяжкихъ думъ, 
Толь тягостна была, что мяла весь мой умъ. 
Пастушка мя узрѣвъ печаль мою зря ясно, 
Приближилась сказать, что я грущу напрасно, 
И утверждая то, сію вѣщала рѣчь: 
Коль младость возмогла въ Ликастѣкровь разжечь, 
А серце кажется мое тебѣбыть злобно; 
Тебѣи безъ меня любиться стать удобно. 
Я здѣлала, что страсть твоя тебѣвредна. 
Тщись быть любимъ иной, здѣсь я вить не одна, 
Колико много дней бываетъ въ лѣтѣясныхь, 
Толь много на лугахъ сихъ дѣвушекъ прекрасныхъ, 
Сыщи такую ты, кто бъ кровь твою зажгла, 
И многія бы дни владѣть тобой могла. 
Чтобъ долго зрѣніе и страсть твою питало, 
Ты видишъ, что къ тому мое пригожство мало, 
Я часто на себя въ источники гляжу; 
Того достоинства въ себѣне нахожу, 
Которо бъ серце чье на долго распалило. 
Не знаю, чѣмь мое лицо тебя прельстило. 
Когда тебѣмила немножко стала я; 
Не отнимай Ликастъ свободы моея. 
Не дай мнѣслѣдствіемь познати грусти люты, 
И горькій здѣлать вѣкъ изъ радостной минуты. 
Не возмогу къ себѣизмѣны я снести, 
И потерявъ тебя съ другимъ любовь свести. 
Я серца ни кому еще не отдавала. 
Тебѣлишъ одному привѣтство я казала, 
Не мня, чтобъ тѣмъ тебѣлюбовну мысль подать; 
Я дружбы, не любви старалася искать, 
Что мысли нѣжныя одна любовь вселяетъ, 
Недавно слабое мое то серце знаетъ. 
Не знала я сама, что я къ любви текла, 
И что не къ дружеству; но къ ней мя страсть влекла. 
Когда о птички вы другъ друга цаловали, 
И пѣсни на кустахъ веселы воспѣвали, 
Что сладость есть въ любви, не вѣрила я вамъ, 
И не былъ милъ ни кто тогда моимь глазамъ. 
Но нынѣужъ мои не такъ свободны очи, 
Не такъ забавны дни! Не такъ прохладны ночи. 
Уже разрушился мой нѣсколько покой: 
Но радости себѣеще не вижу той, 
Котору на древахъ вы часто прославляли, 
Иль воспѣваючи вы все то птички лгалиѣ 
Повѣрь, вѣщалъ я ей, драгая пѣснямъ симь, 
Повѣрь дражайшая, повѣрь словамъ моимъ, 
Что въ истинной любви веселостей довольно. 
Не весело еще то серце кое вольно. 
Не вѣрь себѣ, что ты не столько хороша, 
Какъ чтятъ тебя здѣсь всѣ, и чтитъ моя душа, 
Краса твоя, что толь меня безмѣрно мучитъ, 
Клянусь, что никогда Ликасту не наскучить; 
Клянуся: естьли я къ тебѣперемѣнюсь; 
Пусть жизни я тогда пастушеской лишусь, 
Не буду зрѣть полей, и къ пущей мнѣдосадѣ, 
Пускай я буду жить по саму смерть во градѣ 
По сихъ словахъ моя жизнь нова зачалась, 
Услышавъ клятвы тѣ, пастушка мнѣздалась. 
Съ тѣхъ дней о вольности ужъ я не сожалѣю, 
И таю веселясь любовницей своею.

❂❂❂❂