Амарилла

Зеленыя луга вручая тихой нощи, 
Кончаетъ солнце бѣгъ, спускается за рощи. 
Шумящая рѣка въ молчаніи текла, 
И згладились струы подобіемъ стекла: 
Успокояются уже лѣса и воды: 
Пастушки во трудахъ сошлися въ короводы; 
Одной пастушки тутъ во короводахъ нѣтъ: 
Не пляшутъ ужъ она и пѣсенъ не поетъ; 
Крушится, что пастухъ люблю тебя не скажетъ; 
Но какъ сказать, когда она любви не кажетъ. 
Со Амариллою оъ обширный разговоръ, 
Не смѣетъ и войти влюбленный Полидоръ: 
Взаимныя любви не вѣдая стонаютъ, 
И щастья своево съ обѣихъ странъ не знаютъ. 
Во короводѣонъ своей любезной ждетъ; 
Любезная ево во короводъ нейдетъ. 
Отходитъ даляе отъ тушошнихъ веселій, 
Чтобъ горесть умягчить; но нѣтъ цѣлебныхъ зелій; 
Смягчаетъ ету скорбь и въ сердцѣлютый ядъ, 
Одинъ любезныя влюбившемуся взглядъ. 
Во изумленіи пастухъ по рощамъ ходитъ: 
И вдругъ нечаянно пастушку онъ находить: 
Не кончилисъ игры и пляска на лугу. 
Пастушка на крутомъ потока берегу: 
Въ уединеніи въ уныніи сидѣла, 
И пристально въ струи прозрачныя глѣдела, 
Вѣщаючи: сквозь вась прозрачныя струи, 
Проникнули до дна глаза теперь мои: 
Ахъ, естьли бы они проникнули подобно, 
Сквозь тверду въ сердце грудь и видѣли подробно, 
Въ любезномъ сердцѣмнѣтончайшій самый сокь, 
Какъ мѣлкой вижу я, сквозь васъ, на днѣпесокъ. 
Въ блаженствѣбъ я себя съ богиньми равну зрѣла, 
Или бы болѣе въ любови не горѣла. 
Не слышалъ Полидоръ любовныхъ сихъ рѣчей, 
Лишъ видѣлъ: прыскали слезъ капли изъ очей. 
Онъ, тронутъ жалостью, любезну утѣшаетъ: 
О чемъ ты сѣтуешь, пастушку вопрошаетъ. 
Не можешь ожидать покойнаго ты сна: 
Или не веселитъ уже тебя весна: 
Мнѣкажется, теперь Зефиры какъ ни вѣютъ, 
Власамъ твоимъ они коснутися не смѣютъ: 
На сьѣтлыхъ небесахъ не знать угрюмыхъ тучъ, 
И ясная луна, какъ солнце, мечетъ лучъ: 
Благоуханіе надъ нашими мѣстами, 
Долины тучныя украшенны цвѣтами, 
Текущи съ горъ ключи журчаніемъ шумятъ, 
И нѣкой нѣжностью въ насъ чувствіе томятъ. 
Томися нѣжностью; тебѣона забава; 
Спокойся ею ты, а мнѣона отрава. 
Да что же здѣлалось прокрасная теб 
Прекрасна я иль нѣтъ, прекрасна я себѣ 
Я етой похвалы гнушаюсь и стыжуся, 
То зная что тебѣпрекрасной не кажуся. 
Между другихъ цвѣтковъ какъ розовой цвѣтокъ, 
Или въ звѣздахъ звѣзда всходяща на востокъ, 
Такъ ты въ моихъ глазахъ межъ дѣвушокъ прекрасныхъ. 
Я слышать не могу твоихъ похвалъ безстрастныхь: 
Не перьвый говоритъ такую лѣсть пастухъ. 
Когда вздыхаешъ ты драгая, то мой духъ, 
А капли слезь твоихь, моей то капли крови; 
Ни кто не ощущалъ толь жаркія любови: 
Въ жаръ песьихъ тако дней засохшій лугъ горитъ: 
Не ротъ тебѣто мой, но сердце говоритъ: 
Тебѣсіи слова любезнѣйшая новы; 
Но слышали сто кратъ то здѣшнія дубровы, 
Какъ я именовалъ не склонную стѣня, 
И имя здѣсь твое на тыквахъ у меня. 
Какъ осенью морозъ во тыквы только рѣзнеть, 
И имя тутъ мое со тыквами исчезнетъ: 
Минется время тыквъ, исчезнутъ тыквы тѣ; 
Исчезнетъ тутъ на нихъ и имя красотѣ 
Да въ сердцѣу меня останется во вѣки: 
И прежде потекутъ къ своимъ вершинамъ рѣки. 
А естьли ето я передъ тобою лгу, 
Кропива пусть одна въ моемъ ростетъ лугу, 
И чистый мой потокъ сокроется подъ землю. 
Не льстишь ли — нѣтъ не льстишь — и истинну я внемлю; 
Спокойся ты моя скорбящая душа, 
Толико много дней всякъ часъ меня круша: 
Преобратись мой стонъ въ играніе и смѣхи, 
А ты источникъ будь свидѣтель сей утѣхи!

❂❂❂❂