Мартовский снег

Это было все во время оно,  
стон стоял на реках Вавилона,  
воздвигали дамбы, тек металл,  
хор парадным маршам подпевал,  
и без колокольного трезвона  
праздник в дни урочные бывал,  
было все, но хлеба было мало,  
пацанва в охотку жмых жевала,  
пухли ноги, шел лесоповал,  
танцы на дощатой танцплощадке  
были в летний вечер жизнь назад,  
трубы были хриплы, доски шатки,  
флаги красны, а портрет усат,  
и глядел он с каждого фасада,  
виделся во сне и наяву  
над аллеей городского сада,  
на Манежной площади, в хлеву,  
как и в нашей, помнится, казарме  
и в конюшне эскадронной, где  
был портрет, всех прочих лучезарней,  
чтоб вздыхали кони об узде.  

❂❂❂❂

Власть. И сам я в жизни офицерской,  
обретая в голосе металл,  
даже несмотря на норов дерзкий,  
генералом все-таки не стал,  
все-таки чего-то не хватало:  
может, бессердечия борзой?  
Мало было в голосе металла,  
брал за сердце голос со слезой,  
так хотелось и на поле брани,  
когда рвался в двух шагах тротил,  
слушать: «На воздушном океане…»  
Слушать: «Хоры стройные светил».  

❂❂❂❂

Было это все в эпохе давней,  
всяко было, но за годом год  
лес желтел, снимались утки с плавней,  
красные знамена нес народ,  
а бывало и наоборот:  
с голоду опухшие крестьянки  
на трамвайной падали стоянке,  
мертвых малышей прижав к себе,  
хутора пустели, и на это  
равнодушно с каждого портрета  
тот глядел, кто равен был судьбе,  
хоть немногим зрячим, чаще зэкам,  
виделся совсем не человеком,  
понимали: нет на нем креста,  
а для тысяч был он свят и вечен.  
Что с нас взять? Во все века лепечем:  
«Добрый царь, министры сволота».  

❂❂❂❂

Наконец подведена черта.  

❂❂❂❂

Было снежно, было хмуро, сыро,  
толпы шли Москвой в Колонный зал  
проводить в последний путь кумира.  
Господи! Угасло солнце мира!  
Господи! Ведь кто-то так сказал!  
И под всхлипы непогоды вдовьи  
Третий Рим вздымал свои холмы,  
веяло боями в Подмосковье,  
холодом смертельным Колымы.  

❂❂❂❂

Колыма. Да что там знали мы  
о делах покойного, да что там  
знание, когда повсюду страх,  
страх в толпе и одиноких снах,  
странный, безотчетный, с приворотом.  

❂❂❂❂

Талый снег стекал за воротник,  
люди шли и шли Цветным бульваром,  
к Трубной шли, к Неглинной напрямик:  
тесно было малым, тесно старым,  
одиноким путникам и парам,  
как и этим двум в тугом кольце:  
пятилетний мальчик на отце  
примостился, оседлав заплечье,  
так вот и брели, брели себе  
прямо через площадь, по Трубе  
молчаливые гурты овечьи,  
из рядов не выходил никто,  
люди зябко кутались в пальто,  
в телогрейки ватные и шубы,  
шли плечом к плечу, нутром к нутру,  
заслоняли лица на ветру,  
и от холода стучали зубы.  
Мальчик шею стискивал отцу,  
погоняя валенком в галоше,  
чтобы тот шагал, как на плацу,  
побыстрей, не ощущая ноши,  
две души, две капли, два тепла  
плыли в этой медленной лавине,  
руслом каменным толпа текла,  
вдруг остановилась посредине  
улицы, и тут сдавило так,  
что не продохнуть, и в этой свалке  
чей-то в ухо угодил кулак,  
рядом чей-то всхлип раздался жалкий,  
причитанья, крики впереди…  
— Что случилось? Что там? Погляди!  
Детский визг и окрик петушиный,  
стоны, плач, отборный матерок.  
Грузовые грузные машины  
вздыбились плотиной поперек.  
Неужели все? Конец? Так рано!  
Как-то все случилось невзначай.  
В дамбе нет ни щели, ни прорана,  
нет лазейки. Родина, прощай!  
Все прощай, и зелень майской рощи,  
свет в окошке, мать, жена и теща,  
и сидящий на закорках сын,  
но толпы безжалостная сила  
влево вынесла и протащила  
вдоль стены кирпичной — до машин  
остается где-то метров сотня —  
вновь стихия тащит вдоль стены,  
и внезапно рядом подворотня.  
Эй! Сюда! Скорее! Спасены.  

❂❂❂❂

Двор чужой, какая-то контора  
с вывескою «Пиломатерьял».  
Двое тяжко дышат у забора.  
— Папа, я галошу потерял.  
— Привыкай, мой маленький, к потерям.  
Слышишь там за подворотней крик?  
Мы в спасенье верим и не верим,  
ты еще к такому не привык.  
Вновь за подворотней вопли, крики,  
стоны, гром, похожий на стрельбу,  
а толпа валит через Трубу,  
словно там погром царит великий,  
словно из своих последних сил  
сотворил покойный эти бредни,  
словно требы требовал последней  
тот, кто в ночь навеки уходил,  
в свой родной кромешный мрак отчалил,  
сея гром, похожий на стрельбу.  

❂❂❂❂

Вождь в Колонном зале спал в гробу,  
а вокруг наследники молчали,  
и никто бы уловить не мог  
на застывших лицах тень печали,  
так был каждый величав и строг,  
на лице вождя, таком же строгом,  
брезжил страх, заметный только им,  
сколько лет ходили все под ним,  
только он и сам ходил под Богом.  
Плыл в цветах, в огнях Колонный зал,  
снежное гуляло предвесенье,  
и пока еще никто не знал,  
что это — конец или спасенье?.  

❂❂❂❂

20 октября 2003 г.  

❂❂❂❂