Братья-разбойники

Не стая воронов слеталась  
На груды тлеющих костей,  
За Волгой, ночью, вкруг огней  
Удалых шайка собиралась.  
Какая смесь одежд и лиц,  
Племен, наречий, состояний!  
Из хат, из келий, из темниц  
Они стеклися для стяжаний!  
Здесь цель одна для всех сердец —  
Живут без власти, без закона.  
Меж ними зрится и беглец  
С брегов воинственного Дона,  
И в черных локонах еврей,  
И дикие сыны степей,  
Калмык, башкирец безобразный,  
И рыжий финн, и с ленью праздной  
Везде кочующий цыган!  
Опасность, кровь, разврат, обман —  
Суть узы страшного семейства;  
Тот их, кто с каменной душой  
Прошел все степени злодейства;  
Кто режет хладною рукой  
Вдовицу с бедной сиротой,  
Кому смешно детей стенанье,  
Кто не прощает, не щадит,  
Кого убийство веселит,  
Как юношу любви свиданье.  

❂❂❂❂

Затихло все, теперь луна  
Свой бледный свет на них наводит,  
И чарка пенного вина  
Из рук в другие переходит.  
Простерты на земле сырой,  
Иные чутко засыпают, —  
И сны зловещие летают  
Над их преступной головой.  
Другим рассказы сокращают  
Угрюмой ночи праздный час;  
Умолкли все— их занимает  
Пришельца нового рассказ,  
И все вокруг его внимает:  

❂❂❂❂

«Нас было двое: брат и я.  
Росли мы вместе; нашу младость  
Вскормила чуждая семья:  
Нам, детям, жизнь была не в радость;  
Уже мы знали нужды глас,  
Сносили горькое презренье,  
И рано волновало нас  
Жестокой зависти мученье.  
Не оставалось у сирот  
Ни бедной хижинки, ни поля;  
Мы жили в горе, средь забот,  
Наскучила нам эта доля,  
И согласились меж собой  
Мы жребий испытать иной:  
В товарищи себе мы взяли  
Булатный нож да темну ночь;  
Забыли робость и печали,  
А совесть отогнали прочь.  

❂❂❂❂

Ах, юность, юность удалая!  
Житье в то время было нам,  
Когда, погибель презирая,  
Мы все делили пополам.  
Бывало, только месяц ясный  
Взойдет и станет средь небес,  
Из подземелия мы в лес  
Идем на промысел опасный.  
За деревом сидим и ждем:  
Идет ли позднею дорогой  
Богатый жид иль поп убогой, —  
Все наше! все себе берем.  
Зимой, бывало, в ночь глухую  
Заложим тройку удалую,  
Поем и свищем и стрелой  
Летим над снежной глубиной.  
Кто не боялся нашей встречи?  
Завидели в харчевне свечи —  
Туда! к воротам, и стучим,  
Хозяйку громко вызываем,  
Вошли — все даром: пьем, едим  
И красных девушек ласкаем!  

❂❂❂❂

И что ж? попались молодцы;  
Не долго братья пировали;  
Поймали нас— и кузнецы  
Нас друг ко другу приковали,  
И стража отвела в острог.  

❂❂❂❂

Я старший был пятью годами  
И вынесть больше брата мог.  
В цепях, за душными стенами  
Я уцелел — он изнемог.  
С трудом дыша, томим тоскою,  
В забвенье, жаркой головою  
Склоняясь к моему плечу,  
Он умирал, твердя всечасно:  
„Мне душно здесь… я в лес хочу…  
Воды, воды!..“ но я напрасно  
Страдальцу воду подавал:  
Он снова жаждою томился,  
И градом пот по нем катился.  
В нем кровь и мысли волновал  
Жар ядовитого недуга;  
Уж он меня не узнавал  
И поминутно призывал  
К себе товарища и друга.  
Он говорил: „Где скрылся ты?  
Куда свой тайный путь направил?  
Зачем мой брат меня оставил  
Средь этой смрадной темноты?  
Не он ли сам от мирных пашен  
Меня в дремучий лес сманил,  
И ночью там, могущ и страшен,  
Убийству первый научил?  
Теперь он без меня на воле  
Один гуляет в чистом поле,  
Тяжелым машет кистенем  
И позабыл в завидной доле  
Он о товарище совсем!..“  
 
То снова разгорались в нем  
Докучной совести мученья:  
Пред ним толпились привиденья,  
Грозя перстом издалека.  
Всех чаще образ старика,  
Давно зарезанного нами,  
Ему на мысли приходил;  
Больной, зажав глаза руками,  
За старца так меня молил:  
„Брат! сжалься над его слезами!  
Не режь его на старость лет…  
Мне дряхлый крик его ужасен…  
Пусти его — он не опасен;  
В нем крови капли теплой нет…  
Не смейся, брат, над сединами,  
Не мучь его… авось мольбами  
Смягчит за нас он божий гнев!..“  
Я слушал, ужас одолев;  
Хотел унять больного слезы  
И удалить пустые грезы.  
Он видел пляски мертвецов,  
В тюрьму пришедших из лесов,  
То слышал их ужасный шепот,  
То вдруг погони близкий топот,  
И дико взгляд его сверкал,  
Стояли волосы горою,  
И весь как лист он трепетал.  
То мнил уж видеть пред собою  
На площадях толпы людей,  
И страшный xoд до места казни,  
И кнут, и грозных палачей…  
Без чувств, исполненный боязни,  
Брат упадал ко мне на грудь.  
Так проводил я дни и ночи,  
Не мог минуты отдохнуть,  
И сна не знали наши очи.  
 
Но молодость свое взяла:  
Вновь силы брата возвратились,  
Болезнь ужасная прошла,  
И с нею грезы удалились.  
Воскресли мы. Тогда сильней  
Взяла тоска по прежней доле;  
Душа рвалась к лесам и к воле,  
Алкала воздуха полей.  
Нам тошен был и мрак темницы,  
И сквозь решетки свет денницы,  
И стражи клик, и звон цепей,  
И легкий шум залетной птицы.  

❂❂❂❂

По улицам однажды мы,  
В цепях, для городской тюрьмы  
Сбирали вместе подаянье,  
И согласились в тишине  
Исполнить давнее желанье;  
Река шумела в стороне,  
Мы к ней — и с берегов высоких  
Бух! поплыли в водах глубоких.  
Цепями общими гремим,  
Бьем волны дружными ногами,  
Песчаный видим островок  
И, рассекая быстрый ток,  
Туда стремимся. Вслед за нами  
Кричат: „Лови! лови! уйдут!“  
Два стража издали плывут,  
Но уж на остров мы ступаем,  
Оковы камнем разбиваем,  
Друг с друга рвем клочки одежд,  
Отягощенные водою…  
Погоню видим за собою;  
Но смело, полные надежд,  
Сидим и ждем. Один уж тонет,  
То захлебнется, то застонет  
И как свинец пошел ко дну.  
Другой проплыл уж глубину,  
С ружьем в руках, он вброд упрямо,  
Не внемля крику моему,  
Идет, но в голову ему  
Два камня полетели прямо —  
И хлынула на волны кровь;  
Он утонул — мы в воду вновь,  
За нами гнаться не посмели,  
Мы берегов достичь успели  
И в лес ушли. Но бедный брат…  
И труд и волн осенний хлад  
Недавних сил его лишили:  
Опять недуг его сломил,  
И злые грезы посетили.  
Три дня больной не говорил  
И не смыкал очей дремотой;  
В четвертый грустною заботой,  
Казалось, он исполнен был;  
Позвал меня, пожал мне руку,  
Потухший взор изобразил  
Одолевающую муку;  
Рука задрогла, он вздохнул  
И на груди моей уснул.  

❂❂❂❂

Над хладным телом я остался,  
Три ночи с ним не расставался,  
Все ждал, очнется ли мертвец?  
И горько плакал. Наконец  
Взял заступ; грешную молитву  
Над братней ямой совершил  
И тело в землю схоронил…  
Потом на прежнюю ловитву  
Пошел один… Но прежних лет  
Уж не дождусь: их нет, как нет!  
Пиры, веселые ночлеги  
И наши буйные набеги —  
Могила брата все взяла.  
Влачусь угрюмый, одинокий,  
Окаменел мой дух жестокий,  
И в сердце жалость умерла.  
Но иногда щажу морщины:  
Мне страшно резать старика;  
На беззащитные седины  
Не подымается рука.  
Я помню, как в тюрьме жестокой  
Больной, в цепях, лишенный сил,  
Без памяти, в тоске глубокой  
За старца брат меня молил».  

❂❂❂❂

_Заключительные стихи, не введенные в печатный текст:

❂❂❂❂

 

Умолк и буйной головою  
Разбойник в горести поник,  
И слез горючею рекою  
Свирепый оросился лик.  
Смеясь, товарищи сказали:  
Ты плачешь! полно, брось печали,  
Зачем о мертвых вспоминать?  
Мы живы: станем пировать,  
Ну, потчивай сосед соседа!  
И кружка вновь пошла кругом;  
На миг утихшая беседа  
Вновь оживляется вином;  
У всякого своя есть повесть,  
Всяк хвалит меткий свой кистень.  
Шум, крик. В их сердце дремлет совесть:  
Она проснется в черный день.  

❂❂❂❂

1822  

❂❂❂❂