Как я спал на войне

Как я спал на войне,  
в трескотне  
и в полночной возне,  
на войне,  
посреди ее грозных  
и шумных владений!  
Чуть приваливался к сосне —  
и проваливался.  
Во сне  
никаких не видал сновидений.  
Впрочем, нет, я видал.  
Я, конечно, забыл —  
я видал.  
Я бросался в траву  
между пушками и тягачами,  
засыпал,  
и во сне я летал над землею,  
витал  
над усталой землей  
фронтовыми ночами.  
Это было легко:  
взмах рукой,  
и другой,  
и уже я лечу  
(взмах рукой!)  
над лугами некошеными,  
над болотной кугой  
(взмах рукой!),  
над речною дугой  
тихо-тихо скриплю  
сапогами солдатскими  
кожаными.  
Это было легко.  
Вышина мне была не страшна.  
Взмах рукой, и другой —  
и уже в вышине этой таешь.  
А наутро мой сон  
растолковывал мне старшина.  
— Молодой,- говорил,-  
ты растешь,- говорил,-  
оттого и летаешь…  
Сны сменяются снами,  
изменяются с нами.  
В белом кресле с откинутой  
спинкой,  
в мягком кресле с чехлом  
я дремлю в самолете,  
смущаемый взрослыми снами  
об устойчивой, прочной земле  
с ежевикой, дождем и щеглом.  
С каждым годом  
сильнее влечет  
все устойчиво прочное.  
Так зачем у костра-дымокура,  
у лесного огня,  
не забытое мною,  
но как бы забытое, прошлое  
голосами другими  
опять окликает меня?  
Загорелые парни в ковбойках  
и в кепках, упрямо заломленных,  
да с глазами,  
в которых лесные костры горят,  
спят на влажной траве  
и на жестких матрацах соломенных,  
как убитые спят  
и во сне над землею парят.  
Как летают они!  
Залетают за облако,  
тают.  
Это очень легко —  
вышина им ничуть не страшна.  
Ты был прав, старшина:  
молодые растут,  
оттого и летают.  
Лишь теперь мне понятна  
вся горечь тех слов,  
старшина!  
Что ж я в споры вступаю?  
Я парням табаку отсыпаю.  
Торопливо ломаю сушняк,  
у лесного огня хлопочу.  
А потом я бросаюсь в траву  
и в траве молодой засыпаю.  
Взмах рукой, и другой!  
Поднимаюсь опять  
и лечу.  

❂❂❂❂