Что делать, мой ангел, мы стали спокойней, 
мы стали смиренней. 
За дымкой метели так мирно клубится наш милый Парнас. 
И вот наступает то странное время иных измерений, 
где прежние мерки уже не годятся — они не про нас.

❂❂❂❂

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить 
и вновь перевесить 
и можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва. 
Но ты уже знаешь как мало успеешь 
за год или десять, 
и ты понимаешь, как много ты можешь за день или два.

❂❂❂❂

Ты душу насытишь не хлебом единым и хлебом единым, 
на миг удивившись почти незаметному их рубежу. 
Но ты уже знаешь, 
о, как это горестно — быть несудимым, 
и ты понимаешь при этом, как сладостно — о, не сужу.

❂❂❂❂

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить, 
и вновь перемерить 
И вывести формулу, коей доступны дела и слова. 
Но можешь проверить гармонию алгеброй 
и не поверить 
свидетельству формул — 
ах, милая, алгебра, ты не права. 
Ты можешь беседовать с тенью Шекспира 
и собственной тенью. 
Ты спутаешь карты, смешав ненароком вчера и теперь. 
Но ты уже знаешь, 
какие потери ведут к обретенью, 
и ты понимаешь, 
какая удача в иной из потерь. 
А день наступает такой и такой-то и с крыш уже каплет, 
и пахнут окрестности чем-то ушедшим, чего не избыть. 
И нету Офелии рядом, и пишет комедию Гамлет, 
о некоем возрасте, как бы связующем быть и не быть.

❂❂❂❂

Он полон смиренья, хотя понимает, что суть не в смиренье. 
Он пишет и пишет, себя же на слове поймать норовя. 
И трепетно светится тонкая веточка майской сирени, 
как вечный огонь над бессмертной и юной 
душой соловья.

❂❂❂❂