Михаилу  
 
Словно бритва, рассвет полоснул по глазам, 
Отворились курки, как волшебный сезам, 
Появились стрелки, на помине легки,- 
И взлетели стрекозы с протухшей реки, 
И потеха пошла — в две руки, в две руки! 
 
Вы легли на живот и убрали клыки. 
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки, 
Чуял волчие ямы подушками лап; 
Тот, кого даже пуля догнать не могла б,- 
Тоже в страхе взопрел и прилег — и ослаб. 
 
Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал,- 
Зря мы любим ее, однолюбы. 
Вот у смерти — красивый широкий оскал 
И здоровые, крепкие зубы. 
 
Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу — 
Псам еще не намылены холки! 
Но — на татуированном кровью снегу 
Наша роспись: мы больше не волки! 
 
Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав, 
К небесам удивленные морды задрав: 
Либо с неба возмездье на нас пролилось, 
Либо света конец — и в мозгах перекос,- 
Только били нас в рост из железных стрекоз. 
 
Кровью вымокли мы под свинцовым дождем — 
И смирились, решив: все равно не уйдем! 
Животами горячими плавили снег. 
Эту бойню затеял не Бог — человек: 
Улетающим — влет, убегающим — в бег… 
 
Свора псов, ты со стаей моей не вяжись, 
В равной сваре — за нами удача. 
Волки мы — хороша наша волчая жизнь, 
Вы собаки — и смерть вам собачья! 
 
Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу, 
Чтобы в корне пресечь кривотолки. 
Но — на татуированном кровью снегу 
Наша роспись: мы больше не волки! 
 
К лесу — там хоть немногих из вас сберегу! 
К лесу, волки,- труднее убить на бегу! 
Уносите же ноги, спасайте щенков! 
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков 
И скликаю заблудшие души волков. 
 
Те, кто жив, затаились на том берегу. 
Что могу я один? Ничего не могу! 
Отказали глаза, притупилось чутье… 
Где вы, волки, былое лесное зверье, 
Где же ты, желтоглазое племя мое?! 
 
… Я живу, но теперь окружают меня 
Звери, волчих не знавшие кличей,- 
Это псы, отдаленная наша родня, 
Мы их раньше считали добычей. 
 
Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу, 
Обнажаю гнилые осколки. 
Но — на татуированном кровью снегу 
Наша роспись: мы больше не волки!

❂❂❂❂