Вы думаете, это бредит малярия?

❂❂❂❂

Это было, 
было в Одессе.

❂❂❂❂

«Приду в четыре»,— сказала Мария.

❂❂❂❂

Восемь. 
Девять. 
Десять.

❂❂❂❂

Вот и вёчер 
в полную жуть 
ушел от окон, 
хмурый, 
декабрый.

❂❂❂❂

В дряхлую спину хохочут и ржут 
канделябры.

❂❂❂❂

Меня сейчас узнать не могли бы: 
жилистая громадина 
стонет, 
корчится. 
Что может хотеться этакой глыбе? 
А глыбе многое хочется!

❂❂❂❂

Ведь для себя не важно 
и то, что бронзовый, 
и то, что сердце — холодной железкою. 
Ночью хочется звон свой 
спрятать в мягкое, 
в женское.

❂❂❂❂

И вот, 
громадный, 
горблюсь в окне, 
плавлю лбом стекло окошечное. 
Будет любовь или нет? 
Какая — 
большая или крошечная? 
Откуда большая у тела такого: 
должно быть, маленький, 
смирный любеночек. 
Она шарахается автомобильных гудков. 
Любит звоночки коночек.

❂❂❂❂

Еще и еще, 
уткнувшись дождю 
лицом в его лицо рябое, 
жду, 
обрызганный громом городского прибоя.

❂❂❂❂

Полночь, с ножом мечась, 
догнала, 
зарезала,— 
вон его!

❂❂❂❂

Упал двенадцатый час, 
как с плахи голова казненного.

❂❂❂❂

В стеклах дождинки серые 
свылись, 
гримасу громадили, 
как будто воют химеры 
Собора Парижской Богоматери. 
Проклятая! 
Что же, и этого не хватит? 
Скоро криком издерется рот.

❂❂❂❂

Слышу: 
тихо, 
как больной с кровати, 
спрыгнул нерв. 
И вот,— 
сначала прошелся 
едва-едва, 
потом забегал, 
взволнованный, 
четкий. 
Теперь и- он и новые два 
мечутся отчаянной чечеткой.

❂❂❂❂

Рухнула штукатурка в нижнем этаже.

❂❂❂❂

Нервы — 
большие, 
маленькие, — 
многие! — 
скачут бешеные, 
и уже 
у нервов подкашиваются ноги!

❂❂❂❂

А ночь по комнате тинится и тинится,— 
из тины не вытянуться отяжелевшему глазу. 
Двери вдруг заляскали, 
будто у гостиницы 
не попадает зуб на зуб. 
Вошла ты, 
резкая, как «нате!», 
муча перчатки замш, 
сказала: 
«Знаете — 
я выхожу замуж».

❂❂❂❂

Что ж, выходите. 
Ничего. 
Покреплюсь. 
Видите — спокоен как! 
Как пульс 
покойника.

❂❂❂❂

Помните? 
Вы говорили: 
«Джек Лондон, 
деньги, 
любовь, 
страсть»,— 
а я одно видел: 
вы — Джиоконда, 
которую надо украсть!

❂❂❂❂

И украли.

❂❂❂❂

Опять влюбленный выйду в игры, 
огнем озаряя бровей загиб. 
Что же! 
И в доме, который выгорел, 
иногда живут бездомные бродяги! 
Дразните? 
«Меньше, чем у нищего копеек, 
у вас изумрудов безумий». 
Помните! 
Погибла Помпея, 
когда раздразнили Везувий!

❂❂❂❂

Эй! 
Господа! 
Любители 
святотатств, 
преступлений, 
боен,— 
а самое страшное 
видели — 
лицо мое, 
когда 
я 
абсолютно спокоен?

❂❂❂❂

И чувствую — 
«я» 
для меня мало. 
Кто-то из меня вырывается упрямо. 
Allo! 
Кто говорит? 
Мама? 
Мама! 
Ваш сын прекрасно болен! 
Мама! 
У него пожар сердца. 
Скажите сестрам, Люде и Оле,— 
ему уже некуда деться. 
Каждое слово, 
даже шутка, 
которые изрыгает обгорающим ртом он, 
выбрасывается, как голая проститутка 
из горящего публичного дома.

❂❂❂❂

Люди нюхают — 
запахло жареным! 
Нагнали каких-то. 
Блестящие! 
В касках! 
Нельзя сапожища! 
Скажите пожарным: 
на сердце горящее лезут в ласках. 
Я сам. 
Глаза наслезненные бочками выкажу. 
Дайте о ребра опереться. 
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу! 
Рухнули. 
Ей выскочишь из сердца!

❂❂❂❂

На лице обгорающем 
из трещины губ 
обугленный поцелуишко броситься вырос.

❂❂❂❂

Мама! 
Петь не могу. 
У- церковки сердца занимается клирос! 
Обгорелые фигурки слов и чисел 
из черепа, 
как дети из горящего здания. 
Так страх 
схватиться за небо 
высил 
горящие руки «Лузитании». 
Трясущимся людям 
в квартирное тихо 
стоглазое зарево рвется с пристани. 
Крик последний,— 
ты хоть 
о том, что горю, в столетия выстони!

❂❂❂❂