Тамара и Демон

От этого Терека 
в поэтах 
истерика. 
Я Терек не видел. 
Большая потерийка. 
Из омнибуса 
вразвалку 
сошел, 
поплевывал 
в Терек с берега, 
совал ему 
в пену 
палку. 
Чего же хорошего? 
Полный развал! 
Шумит, 
как Есенин в участке. 
Как будто бы 
Терек 
сорганизовал, 
проездом в Боржом, 
Луначарский. 
Хочу отвернуть 
заносчивый нос 
и чувствую: 
стыну на грани я, 
овладевает 
мною 
гипноз, 
воды 
и пены играние. 
Вот башня, 
револьвером 
небу к виску, 
разит 
красотою нетроганой. 
Поди 
подчини ее 
преду искусств — 
Петру Семенычу 
Когану. 
Стою, 
и злоба взяла меня, 
что эту 
дикость и выступы 
с такой бездарностью 
я 
променял 
на славу, 
рецензии, 
диспуты. 
Мне место 
не в «Красных нивах», 
а здесь, 
и не построчно, 
а даром 
реветь 
стараться в голос во весь, 
срывая 
струны гитарам. 
Я знаю мой голос: 
паршивый тон, 
но страшен 
силою ярой. 
Кто видывал, 
не усомнится, 
что 
я 
был бы услышан Тамарой. 
Царица крепится, 
взвинчена хоть, 
величественно 
делает пальчиком. 
Но я ей 
сразу: 
— А мне начхать, 
царица вы 
или прачка! 
Тем более 
с песен — 
какой гонорар?! 
А стирка — 
в семью копейка. 
А даром 
немного дарит гора: 
лишь воду — 
поди 
попей-ка!— 
Взъярилась царица, 
к кинжалу рука. 
Козой, 
из берданки ударенной. 
Но я ей 
по-своему, 
вы ж знаете как — 
под ручку… 
любезно… 
— Сударыня! 
Чего кипятитесь, 
как паровоз? 
Мы 
общей лирики лента. 
Я знаю давно вас, 
мне 
много про вас 
говаривал 
некий Лермонтов. 
Он клялся, 
что страстью 
и равных нет… 
Таким мне 
мерещился образ твой. 
Любви я заждался, 
мне 30 лет. 
Полюбим друг друга. 
Попросту. 
Да так, 
чтоб скала 
распостелилась в пух. 
От черта скраду 
и от бога я! 
Ну что тебе Демон? 
Фантазия! 
Дух! 
К тому ж староват — 
мифология. 
Не кинь меня в пропасть, 
будь добра. 
От этой ли 
струшу боли я? 
Мне 
даже 
пиджак не жаль ободрать, 
а грудь и бока — 
тем более. 
Отсюда 
дашь 
хороший удар — 
и в Терек 
замертво треснется. 
В Москве 
больнее спускают… 
куда! 
ступеньки считаешь — 
лестница. 
Я кончил, 
и дело мое сторона. 
И пусть, 
озверев от помарок, 
про это 
пишет себе Пастернак. 
А мы… 
соглашайся, Тамара! 
История дальше 
уже не для книг. 
Я скромный, 
и я 
бастую. 
Сам Демон слетел, 
подслушал, 
и сник, 
и скрылся, 
смердя 
впустую. 
К нам Лермонтов сходит, 
презрев времена. 
Сияет — 
«Счастливая парочка!» 
Люблю я гостей. 
Бутылку вина! 
Налей гусару, Тамарочка! 
 
1924