Этот сорт народа — 
тих 
и бесформен, 
словно студень,- 
очень многие 
из них 
в наши 
дни 
выходят в люди. 
Худ умом 
и телом чахл 
Петр Иванович Болдашкин. 
В возмутительных прыщах 
зря 
краснеет 
на плечах 
не башка — 
а набалдашник. 
Этот фрукт 
теперь согрет 
солнцем 
нежного начальства. 
Где причина? 
В чем секрет? 
Я 
задумываюсь часто. 
Жизнь 
его 
идет на лад; 
на него 
не брошу тень я. 
Клад его — 
его талант: 
нежный 
способ 
обхожденья. 
Лижет ногу, 
лижет руку, 
лижет в пояс, 
лижет ниже,- 
как кутенок 
лижет 
суку, 
как котенок 
кошку лижет. 
А язык?! 
На метров тридцать 
догонять 
начальство 
вылез — 
мыльный весь, 
аж может бриться, 
даже 
кисточкой не мылясь. 
Все похвалит, 
впавши 
в раж, 
что 
фантазия позволит — 
ваш катар, 
и чин, 
и стаж, 
вашу доблесть 
и мозоли. 
И ему 
пошли 
чины, 
на него 
в быту 
равненье. 
Где-то 
будто 
вручены 
чуть ли не — 
бразды правленья. 
Раз 
уже 
в руках вожжа, 
всех 
сведя 
к подлизным взглядам, 
расслюнявит: 
«Уважать, 
уважать 
начальство 
надо…» 
Мы 
глядим, 
уныло ахая, 
как растет 
от ихней братии 
архи-разиерархия 
в издевательстве 
над демократией. 
Вея шваброй 
верхом, 
низом, 
сместь бы 
всех, 
кто поддались, 
всех, 
радеющих подлизам, 
всех 
радетельских 
подлиз. 
 
1928