Письмо Татьяне Яковлевой

В поцелуе рук ли, 
губ ли, 
в дрожи тела 
близких мне 
красный 
цвет 
моих республик 
тоже 
должен 
пламенеть. 
Я не люблю 
парижскую любовь: 
любую самочку 
шелками разукрасьте, 
потягиваясь, задремлю, 
сказав — 
тубо — 
собакам 
озверевшей страсти. 
Ты одна мне 
ростом вровень, 
стань же рядом 
с бровью брови, 
дай 
про этот 
важный вечер 
рассказать 
по-человечьи. 
Пять часов, 
и с этих пор 
стих 
людей 
дремучий бор, 
вымер 
город заселенный, 
слышу лишь 
свисточный спор 
поездов до Барселоны. 
В черном небе 
молний поступь, 
гром 
ругней 
в небесной драме,- 
не гроза, 
а это 
просто 
ревность двигает горами. 
Глупых слов 
не верь сырью, 
не пугайся 
этой тряски,- 
я взнуздаю, 
я смирю 
чувства 
отпрысков дворянских. 
Страсти корь 
сойдет коростой, 
но радость 
неиссыхаемая, 
буду долго, 
буду просто 
разговаривать стихами я. 
Ревность, 
жены, 
слезы… 
ну их!- 
вспухнут вехи, 
впору Вию. 
Я не сам, 
а я 
ревную 
за Советскую Россию. 
Видел 
на плечах заплаты, 
их 
чахотка 
лижет вздохом. 
Что же, 
мы не виноваты — 
ста мильонам 
было плохо. 
Мы 
теперь 
к таким нежны — 
спортом 
выпрямишь не многих,- 
вы и нам 
в Москве нужны, 
не хватает 
длинноногих. 
Не тебе, 
в снега 
и в тиф 
шедшей 
этими ногами, 
здесь 
на ласки 
выдать их 
в ужины 
с нефтяниками. 
Ты не думай, 
щурясь просто 
из-под выпрямленных дуг. 
Иди сюда, 
иди на перекресток 
моих больших 
и неуклюжих рук. 
Не хочешь? 
Оставайся и зимуй, 
и это 
оскорбление 
на общий счет нанижем. 
Я все разно 
тебя 
когда-нибудь возьму — 
одну 
или вдвоем с Парижем.

❂❂❂❂