Лапы елок, 
лапки, 
лапушки… 
 
Все в снегу, 
а тёплые какие! 
 
Будто в гости 
к старой, 
старой бабушке 
 
я 
вчера 
приехал в Киев. 
 
Вот стою 
на горке 
на Владимирской. 
 
Ширь во-всю — 
не вымчать и перу! 
 
Так 
когда-то, 
рассиявшись в выморозки, 
 
Киевскую 
Русь 
оглядывал Перун. 
 
А потом — 
когда 
и кто, 
не помню толком, 
 
только знаю, 
что сюда вот 
по? льду, 
 
да и по воде, 
в порогах, 
волоком — 
 
шли 
с дарами 
к Диру и Аскольду. 
 
Дальше 
било солнце 
куполам в литавры. 
 
— На колени, Русь! 
Согнись и стой. — 
 
До сегодня 
нас 
Владимир гонит в лавры. 
 
Плеть креста 
сжимает 
каменный святой. 
 
Шли 
из мест 
таких, 
которых нету глуше, — 
 
прадеды, 
прапрадеды 
и пра пра пра!.. 
 
Много 
всяческих 
кровавых безделушек 
 
здесь у бабушки 
моей 
по берегам Днепра. 
 
Был убит 
и снова встал Столыпин, 
 
памятником встал, 
вложивши пальцы в китель. 
 
Снова был убит, 
и вновь 
дрожали липы 
 
от пальбы 
двенадцати правительств. 
 
А теперь 
встают 
с Подола 
дымы, 
 
киевская грудь 
гудит, 
котлами грета. 
 
Не святой уже — 
другой, 
земной Владимир 
 
крестит нас 
железом и огнём декретов. 
 
Даже чуть 
зарусофильствовал 
от этой шири! 
 
Русофильство, 
да другого сорта. 
 
Вот 
моя 
рабочая страна, 
одна 
в огромном мире. 
 
— Эй! 
Пуанкаре! 
возьми нас?. 
Черта! 
 
Пусть ещё 
последний, 
старый батька 
 
содрогает 
плачем 
лавры звонницы. 
 
Пусть 
ещё 
врезается с Крещатика 
 
волчий вой: 
«Даю-беру червонцы!» 
 
Наша сила — 
правда, 
ваша — 
лаврьи звоны. 
 
Ваша — 
дым кадильный, 
наша — 
фабрик дым. 
 
Ваша мощь — 
червонец, 
наша — 
стяг червонный. 
 
— Мы возьмём, 
займем 
и победим. 
 
Здравствуй 
и прощай, седая бабушка! 
 
Уходи с пути! 
скорее! 
ну-ка! 
 
Умирай, старуха, 
спекулянтка, 
на? божка. 
 
Мы идём — 
ватага юных внуков!

❂❂❂❂