В центре мира 
стоит Гиз — 
оправдывает штаты служебный раж. 
Чтоб книгу 
народ 
зубами грыз, 
наворачивается 
миллионный тираж. 
Лицо 
тысячеглазого треста 
блестит 
электричеством ровным. 
Вшивают 
в Маркса 
Аверченковы листы, 
выписывают гонорары Цицеронам. 
Готово. 
А зав 
упрется назавтра 
в заглавие, 
как в забор дышлом. 
Воедино 
сброшировано 
12 авторов! 
— Как же это, родимые, вышло??— 
Темь 
подвалов 
тиражом беля, 
залегает знание — 
и лишь 
бегает 
по книжным штабелям 
жирная провинциалка — 
мышь. 
А читатели 
сидят 
в своей уездной яме, 
иностранным упиваются, 
мозги щадя. 
В Африки 
вослед за Бенуями 
улетают 
на своих жилплощадях. 
Званье 
— «пролетарские» — 
нося как эполеты, 
без ошибок 
с Пушкина 
списав про вёсны, 
выступают 
пролетарские поэты, 
развернув 
рулоны строф повёрстных. 
Чем вы — пролетарий, 
уважаемый поэт? 
Вы 
с богемой слились 
9 лет назад. 
Ну, скажите, 
уважаемый пролет,— 
вы давно 
динаму 
видели в глаза? 
— Извините 
нас, 
сермяжных, 
за стишонок неудачненький. 
Не хотите 
под гармошку поплясать ли?— 
Это, 
в лапти нарядившись, 
выступают дачники 
под заглавием 
— крестьянские писатели. 
О, сколько нуди такой городимо, 
от которой 
мухи падают замертво! 
Чего только стоит 
один Радимов 
с греко-рязанским своим гекзаметром! 
Разлунивши 
лысины лачки
убежденно 
взявши 
ручку в ручки, 
бороденок 
теребя пучки, 
честно 
пишут про Октябрь 
попутчики. 
Раньше 
маленьким казался и Лесков — 
рядышком с Толстым 
почти не виден. 
Ну, скажите мне, 
в какой же телескоп 
в те недели 
был бы виден Лидин?! 
— На Руси 
одно веселье — 
пити…— 
А к питью 
подай краюху 
и кусочек сыру. 
И орут писатели 
до хрипоты 
о быте, 
увлекаясь 
бытом 
госиздатовских кассиров. 
Варят чепуху 
под клубы 
трубочного дыма — 
всякую уху 
сожрет 
читатель-Фока. 
А неписанная жизнь 
проходит 
мимо 
улицею фыркающих окон. 
А вокруг 
скачут критики 
в мыле и пене: 
— Здорово пишут писатели, братцы! 
— Гений-Казин, 
Санников-гений… 
Все замечательно! 
Рады стараться!— 
С молотка 
литература пущена. 
Где вы, 
сеятели правды 
или звезд сиятели? 
Лишь в четыре этажа халтурщина: 
Гиза, 
критика, 
читаки 
и писателя. 
Нынче 
стала 
зелень веток в редкость, 
гол 
литературы ствол. 
Чтобы стать 
поэту крепкой веткой — 
выкрепите мастерство! 
 
1926