Пред мохнатой елью, средь златого лета,  
Свежей и прозрачной зеленью одета,  
Юная береза красотой хвалилась,  
Хоть на той же почве и она родилась.  
Шепотом лукавым с хитрою уклонкой  
«Я, — лепечет, — видишь — лист имею тонкой,  
Цвет моей одежды — нежный, самый модный,  
Кожицею белой ствол мой благородный  
Ловко так обтянут; ты ж своей иглою  
Колешь проходящих, пачкаешь смолою,  
На коре еловой, грубой, чешуистой,  
Между темных трещин мох сидит нечистый…  
Видишь — я бросаю в виде легкой сетки  
Кружевные тени. Не мои ли ветки  
Вяжут в мягкий веник, чтоб средь жаркой ванны  
От него струился пар благоуханный?  
В духов день березку ставят в угол горниц,  
Вносят в церковь божью, в келий затворниц.  
От тебя ж отрезки по дороге пыльной  
Мечут, устилая ими путь могильный,  
И где путь тот грустный ельником означат,  
Там, идя за гробом, добры люди плачут».  
Ель, угрюмо стоя, темная, молчала  
И едва верхушкой на ту речь качала.  
Вдруг ударил ветер с ревом непогоды,  
Пыль столбом вскрутилась, взволновались воды, —  
Так же всё стояла ель не беспокоясь,  
Гибкая ж береза кланялась ей в пояс.  
Осень хвать с налету и зима с разбега, —  

❂❂❂❂

Ель стоит преважно в пышных хлопьях снега  
И белеет светом, и чернеет тьмою  
Риз темно-зеленых — с белой бахромою,  
С белыми кистями, с белою опушкой,  
К небу подымаясь гордою верхушкой;  
Бедная ж береза, донага раздета,  
Вид приемлет тощий жалкого скелета.  

❂❂❂❂

1872  

❂❂❂❂