Я был

Я был. Но кажется, что и остался  
сам при себе? Иль даже при своих?  
Я был и все-таки не сдался.  
Быть может, только в ширину раздался,  
и вот теперь живу я за двоих.  
И за тебя живу. И пусть живу я вдвое,  
от одиночества по-волчьи воя,  
в себя вонзая когти и клыки.  
И головы мои все сжались в кулаки.  
А голос – рвется в дыры черных ртов он,  
из глотки вырван да и четвертован.  
А голос – он на мысли лобной бьется.  
Мели, Емеля? Мyки намели!  
Отхлынет голос, но и остается  
воздушно-грязной пеной на мели,  
как в выброшенных лебединых пачках.  
Мели, Емеля! Лебедь уплыла,  
и, песню с края суриком запачкав,  
закат грозится воду сжечь дотла.  
Ах, мука милая! Ты и шустра же!  
На истину прищурился Пилат, –  
и за плечами во весь рост, как стражи,  
стоят два голоса на некий третий лад.  
И за тебя живу. Воистину двоится  
в любом глазу любая суть и стать,  
и тот великий трус, кто не боится  
несуществующее познавать.  
А много ли меня? И велика ли кража?  
И вот, вытягиваясь из последних жил,  
восстали за спиной два страшных стража  
и только смотрят, как я был.  
И если мне на глас седьмый живется,  
и если чувства стали что крюки,  
то всё, что даже робко отзовется,  
пускает в ход клыки и кулаки.  
О музыка моя! Воздушные ухабы  
и волны полузабытья.  
Я был и ждал – и был я, дабы  
ко мне прижалась музыка моя.  
И прижилась. Но бесовой напастью  
со мной кружилась в вальсе лиховерть.  
О, если б музыкою истекать, как страстью,  
когда придется удаляться в смерть!  

❂❂❂❂

1970  

❂❂❂❂