Всё уже круг. Живу я посредине.  
Утроба, как урочище, урчит.  
Уже хожу я в жиденькой редине,  
а шуба дыбом всё еще торчит.  
И в пасти доля чертова горчит.  
Всё уже круг. Блюю на славу желчью,  
мотаю на кулак себе кишки.  
Я чувствую годов облаву волчью,  
и дразнятся багровые флажки.  
Всё уже круг. Он тесен, как силок,  
и всё равно меня осилит.  
(Последний зуб точу об оселок,  
за горло схвачен и пробит навылет.)  
На «вы» ли тут пойдешь? Или на «ты»?  
Ее встречая – Боже мой! – всё ту же.  
И от бесстыжей человечьей стужи  
в глазах такая уйма темноты!  
А круг всё туже, туже, туже!  
Всё уже круг. Он тесен, как закон,  
и ни о ком знакомом не радеет.  
Звериным пустяком я взят в загон.  
Надежда, как одежда, всё редеет.  
Всё уже круг (мой ненасытный друг),  
и к ужасу, пожалуй, он приучит,  
пока на сотнях престарелых рук  
веревку сучка-парка сучит.  
Сучи иль не сучи, хоть вейся, хоть не вейся,  
а быть концу. Гляди во все очки!  
Живи, живи (и по ветру развейся!).  
А красные флажки всё кажут язычки!  
Пошли боры, бурьяны и яруги  
навыворот. (Не вырваться лисе!)  
Но как велик бирюк, когда в огромном круге  
вращаюсь я, как белка в колесе!  
И для чего, зачем-то что-то для  
и ласково меня мантуля,  
воркует время, как слепая гуля,  
когда само – лишь тлен и мировая тля?  
Всё уже круг, как верная петля,  
и в сердце входит медленная пуля.  

❂❂❂❂

1971  

❂❂❂❂