Державин. Жизнь званская

Я без воззваний жил во Званке,  
где звонки соловьи поют.  
Приблудной Музе-оборванке  
во флигеле я дал приют.  
Она на пяльцах вышивала  
апостолов, орлов и львов,  
и Дашенька не выживала  
из флигеля мою любовь.  
Ни в чем пииту не переча,  
оне ложились на кровать.  
Любил обеих он, так неча  
обеим было ревновать.  
И он не чаял в них измены,  
ниже волнения молвы.  
Сколь верны Росския Камены!  
И жены тоже таковы.  
Да что пиит! (Будь он неладен!)  
Висит промежду перекладин!  
Но невозможно жить без жертв.  
Воистину тот жив, кто гладен,  
кто сыт да гладок – полумертв.  
Покой мой дряхлый мне отраден,  
и нет на мне чертовских черт.  
И если всё еще я жаден,  
так вот уж не до райских гадин.  
Ужели жил я долго вскую  
на животрепетном краю,  
очами гладя волховскую  
всегда пременную струю?  
А дура Муза говорила  
на перепутии стихий:  
«Люблю тебя! Крути, Гаврила,  
и перемалывай стихи!»  
Но так ли глупы те чинуши,  
которым вечность суждена,  
что прозакладывают души  
под милости и ордена?  
А что им крикнуть (не «тубо» же),  
сим комнатным и гончим псам?  
На них управы нету, Боже!  
О том Ты ведаешь и Сам.  
Но Званка, Званка, крепостная  
моя красавица со мной!  
И доживаю допоздна я  
хозяйски жизнью запасной.  
Ломаю понемногу время,  
в отставку выгнав целый век.  
Сижу во Званке, как в гареме,  
я, православный человек.  
По осени брожу по ржавой,  
когда дожди меня поят,  
и я Российскою державой,  
как бабой доброю, объят.  
Шагаю по стерне шершавой,  
хлебаю живописны щи…  
А что там слышно за Варшавой?  
Европа ропщет? Ну, ропщи!  
Живу во Званке я под старость.  
Приди, отец архимандрит,  
и зри, как оная мудрит,  
ввергаясь и в покой и в ярость!  
Займи очей моих ревнивых,  
иди по строгой борозде  
и зри, как блещут зори в нивах  
и стелят шелком по воде!  
Внемли же стук колес и гумен,  
и песнь, что бьет ключом из дев!  
И за меня молись, игумен,  
молебен, яко длань, воздев!  
Я в иноческий чин не лезу,  
и всё мое еще при мне.  
Да уподоблюсь я железу  
и звездному огню в кремне!  
Устрою нынче я смотрины  
для полнотелой осетрины.  
Приди же, отче, а на нас  
умильно взглянет ананас.  
На должно тут же сядет место  
и белорыбица-невеста,  
преображенная в балык.  
Резвятся крохотны пороки,  
когда, еще слагая строки,  
пиит уже не вяжет лык.  
Да будешь, Боже, Ты преславен  
во всех житейских чудесах!  
Я, росс и Гавриил Державин,  
о сем писах, еже писах.  

❂❂❂❂

7-17 марта 1976  

❂❂❂❂