Станция

Sta viaior!  

❂❂❂❂

Досадно слышать: «Sta viator!»  
Иль, изъясняяся простей:  
\»_Извольте ждать, нет лошадей_\», —  
Когда губернский регистратор,  
Почтовой станции диктатор  
(Ему типун бы на язык!),  
Сей речью ставит вас в тупик.  
От этого-то русским трактом  
Езда не слишком веселит;  
Как скачешь — действие кипит,  
Приедешь — стынет за антрактом.  
Да и скакать — дождись пути.  
Заметить должно мне в прибавку.  
Чтобы точней в журнал внести  
Топографическую справку, —  
Дороги наши — сад для глаз:  
Деревья, с дерном вал, канавы;  
Работы много, много славы,  
Да жаль — проезда нет подчас,  
С деревьев, на часах стоящих,  
Приезжим мало барыша;  
Дорога, скажешь, хороша —  
И вспомнишь стих: для проходящих!  
Свободна русская езда  
В двух только случаях: когда  
Наш Мак-Адам или Мак-Ева —  
Зима свершит, треща от гнева,  
Опустошительный набег,  
Путь окует чугуном льдистым  
И запорошит ранний снег  
Следы ее песком пушистым  
Или когда поля проймет  
Такая знойная засуха,  
Что через лужу может вброд  
Пройти, глаза зажмуря, муха.  
Что ж делать? Время есть всему:  
Гражданству, роскоши, уму.  
Рукой степенной ход размерен:  
Итог в успехах наших верен,  
Пождем — и возрастет итог.  
Давно ль могучий Петр природу,  
Судьбу и смертных перемог,  
Прошел сквозь мрак, сквозь огнь и воду  
И следом богатырских ног  
Давно ли вдоль и поперек  
Протоптана его Россия?  
Исполнятся судьбы земные,  
И мы не будем без дорог.  
Зато военную дорогу  
Прокладывать умеем мы:  
В Париже были, слава богу,  
И, может, не боясь чумы,  
Ни Магомета стражи райской,  
За славной тенью Задунайской,  
За тенью царственной жены  
Мы доберемся до луны;  
За греков молвим речь в Стамбуле  
И меж собой, без дальних ссор,  
Миролюбиво кончим спор,  
Когда-то жаркий при Кагуле.  

❂❂❂❂

«Так лошадей мне нет у вас?»  
— «Смотрите в книге: счет тут ясен».  
— «Их в книге нет, я в том согласен;  
В конюшне нет ли?» — «Тройка с час  
Последняя с курьером вышла,  
Две клячи на дворе и есть,  
Да их хоть выбылыми счесть:  
Не ходит ни одна у дышла».  
— «А долго ли прикажешь мне,  
Платя в избе терпенью дани,  
Истории тьму-таракани  
Учиться по твоей стене?»  
— «Да к ночи кони придут, нет ли,  
Тут их покормим час иль два.  
Ей-ей, кружится голова;  
Приходит жутко, хоть до петли!  
И днем и ночью всё разгон,  
А всего-навсего пять троек;  
Тут как ни будь смышлен и боек,  
А полезай из кожи вон!»  

❂❂❂❂

_Стой, путник, стой_! — что ж молвить больше,  
Когда подвинуться нельзя?  
Зачем не странствую я в Польше,  
Мои любезные друзья!  
Судьба по трактам европейским  
(Что мне, признаться, очень жаль)  
Меня не завозила вдаль.  
Я только польским да еврейским  
Почтовым ларам бил челом.  
Как я ни рвался чувством жарким,  
Как ни загадывал умом  
Полюбоваться небом ярким  
И мира светлой полосой,  
Как я ни залетал мечтой  
В мир божий из глуши далекой,  
Где след мой темный, одинокой  
Сугробом снежным занесен,  
Как ни раскидывал сквозь сон,  
Всегда обманчивый и краткий,  
Своей кочующей палатки  
Среди блестящих городов,  
Среди базаров просвещенья, —  
Но от латинских оных слов  
Оглоблями воображенья  
Я поворачивал домой  
И жду: схвачу ли сон рукой?  
О Польше речь была; но с речи  
Бог весть зачем, бог весть куда  
Сбиваюсь от горячей встречи  
Нежданных мыслей. Господа!  
Простите раз мне навсегда.  
По Польше и езда веселье,  
И остановка невнаклад:  
Иной бы и зажиться рад,  
Как попадет на новоселье,  
Затем что пара бойких глаз,  
Искусных в проволочке польской  
(От коих он пылал и гас,  
Был смел и робок в тот же час),  
Так заведет дорогой скользкой,  
Так закружит в нем дурь и хмель,  
Что шуткой с первого присеста  
Она его, не тронув с места,  
Промчит за тридевять земель.  
Так, помню польские ночлеги:  
Тут есть для отдыха и неги  
На что взглянуть, где лечь, что съесть, —  
Грешно б о наших речь завесть.  
И чтоб не дать себя проклятью  
Патриотических улик,  
Патриотической печатью  
Не лучше ли скрепить язык?  
Певец, который ведал горе,  
Сказал: «Nessun maggior dolore» —  
И прочее; не прав ли он?  
Смотрю на память с двух сторон:  
Благоприятной и враждебной.  
Она, как в древности кумир,  
На ликах носит брань и мир.  
То злобный дух, то друг волшебный  
Она нам в казнь или в любовь;  
Иль дразнит благом, уж заочным,  
Иль говорит: условьем срочным  
Что было, может быть и вновь.  
По крайней мере, память ныне,  
Смотря приветливым лицом,  
Мне светит в зеркальной святыне  
Своим волшебным фонарем.  
Голодный, стол окинув взглядом  
И видя в ранних племенах  
Живой обед со мною рядом  
На двух и четырех ногах,  
Голодный, видя к злой обиде,  
Как по ногам моим со сна,  
С испуга, в первобытном виде  
Семейно жмется ветчина,  
Я не грущу: пусть квас и молод,  
А хлеб немного пожилой,  
Я убаюкиваю голод  
Надеждой, памяти сестрой.  
Постясь за полдником крестьянским,  
Отрадно мне себе сказать:  
Я трюфли запивал шампанским,  
Бог даст, и буду запивать.  
Итак, ваш путевой нотарий,  
Из русской почтовой избы  
Вам польской почты инвентарий  
Я подношу назло судьбы.  
Жена иль дочка комиссаржа  
Полячка, — словом всё сказал:  
Тут и портрет и мадригал;  
Притом цыплята, раки, спаржа,  
Или технически скажу  
И местность красок удержу:  
«Kurczeta, raczki i szparagi»  
(Чего не стерпит лист бумаги  
И рифма под моим пером?),  
Гитара на стене крестом  
С оружьем старопольской славы,  
Кумиры чести и забавы  
Патриотической четы;  
На окнах свежие цветы,  
Сарматской флоры дар посильный;  
Там в рамках за стеклом черты  
Героев Кракова и Вильны,  
На полке — чтенье красоты,  
Роман трагическо-умильный  
И с ним Дмушевского листы,  
В которых летописец верный  
С неутомимостью примерной  
Изо дня в день, из часу в час  
Ведет историю Варшавы,  
На всё вперяя зоркий глаз:  
Спектакли, выезды в заставы,  
Продажа книг, побег собак,  
Проказы, добрых дел примеры,  
Волненье мод и атмосферы,  
Движенья жизни — смерть и брак;  
Движенья биржи — курс, банкруты;  
Дела веков, дела минуты, —  
Всё сгоряча в сырой листок  
Передает печать прилежно,  
Уездам и потомству впрок.  
Как я заслушивался нежно  
Тебя, варшавский вестовщик,  
Когда в душе, во дни разлуки,  
Будил замолкнувшие звуки  
Словоохотный твой язык.  
На голос дружного привета  
Ответ созвучный я давал:  
Поэзией была газета,  
И над афишкой я мечтал.  

❂❂❂❂

Я волю дал широким перьям  
Залетной памяти моей,  
Мечтой коснулся я преддверьям  
Чертогов прелестей и фей.  
Влетел в Варшаву — и, бессильный,  
Засел я в сети прежних дней.  
Здесь тайна. Критик щепетильный,  
Ты не поймешь моих речей.  
«Umizgac sie!» {*} — за это слово,  
{* Ухаживать (польск.). — Ред.}  
Хотя ушам оно сурово,  
Я рад весь наш словарь отдать:  
На нем хранится талисманом  
Могущей прелести печать;  
Обворожительным дурманом  
Щекотит голову и грудь  
Того, кто воздухом Варшавы  
Был упоен когда-нибудь,  
Кто из горнушек Вейской кавы  
Пил нектар медленной отравы  
Или в Беляны знает путь.  
«Umizgac sie!» — в сем слове милом,  
Как в сердце, Польша вся живет  
И в хороводе легкокрылом  
Своих соблазнов рой влечет.  
При этом слове я в Варшаве,  
И сон минувший снится въяве:  
При блеске свеч передо мной  
Взвились, зажглись чета с четой,  
Цепь вьется и мазурки знойной  
Кипит и гаснет вихорь стройный  
Под гул отрывистых смычков.  
Или день праздничный: косцёлы  
Пустеют; полдень: будто пчелы,  
Из ульев набожных трудов,  
Расправя крылья золотые,  
Спешат святоши молодые.  
Пестреют улицы, кипят;  
Глазам раздолье и мученье,  
Но средоточится волненье —  
И рой за роем хлынул в сад.  
В аллею сжался город тесный.  
Вот в лицах старины мечты:  
Вот сейм державный, сейм прелестный,  
Вот Посполита красоты.  
Здесь блещет знаменьем утешным  
И мнений и одежд успех;  
Чин с чином, с знатью скромный цех  
Сравнялись равенством безгрешным  
(Хотя оно и вводит в грех)  
Пригожих лиц и ножек стройных,  
Мой Пушкин, строф твоих достойных  
И так обутых, что едва ль  
Их обнажить любви не жаль.  
Или в театре народ_о_вом_,  
Где окриляют польским словом  
Патриотический порыв,  
Стихи Немцевича забыв,  
Глас старца, убежденья полный,  
Которым движет и живит  
Он зыбкого партера волны,  
И увлекает и разит,  
Смотрю я на другую сцену,  
Где страсти действуют живьем,  
Где в представлении немом  
Актерам зрители на смену.  
Тут романтическая связь:  
Единства места не держась,  
Из кресел в ложи и обратно  
Огнем чуть зримым, перекатно  
Живая нить игры живой  
Завязкой тайною снуется,  
А там развязкой распрядется,  
Как следует, своей чредой.  

Теперь для критики судейской  
Словцо ученое: глагол  
«Umizgac sie», глагол житейской;  
Ему нас учит женский пол.  
Он жемчуг польского наречья,  
Его понятья без увечья  
В другой язык не передашь,  
Как в словарях других ни рыться;  
Faire la cour {*} и волочиться  
{* Увиваться (фр.). — Ред.}  
Смешно напоминает блажь  
Маркизов чопорного века  
Иль заставляет заключить,  
Что волокита должен быть  
Или подагрик, иль калека.  

❂❂❂❂

Могло б досадно быть ушам,  
Когда читатели-зоилы  
Завопят: «Sta viator! Нам  
Тащиться за тобой нет силы».  
Но к притязаньям дерзких лиц  
В нас, к счастью, самолюбье глухо,  
И золотом, как у девиц,  
Завешено поэта ухо.  

❂❂❂❂

Итак, пока нет лошадей,  
Пером досужным погуляю.  

❂❂❂❂

❂❂❂❂