Пока оглохший грузовик  
Шофер в сердцах ругает «лярвой»,  
Тоску как хочешь назови,  
Я называю — «Шуя-ярви».  
Я вышел к озеру.  
(Окинь, и не забудь.)  
Леса над ярами.  
Густел рассвет,  
И рыбаки  
Проснулися на Шуя-ярви.  
И ни романтики,  
Ни бури  
Высоких чувств,  
Я увидал:  
Валун,  
Валун, как мамонт, бурый  
И первородная вода.  
Да шел рассвет седым опальником.  
Он с моря шел на материк.  
Шофер курил,  
Скрипел напильником,  
Дорогу в бога материл,  
Я вспомнил Тихонова.  
Губы  
Сухая высушит тоска.  
Когда бы смог я по зарубам  
Большое слово отыскать.  
Здесь в каждом камне онемели  
Природы схватки и бои,  
Твои тревоги, Вайнемейнен,  
И руны древние твои.  
А грузовик стоял,  
И пыльный  
И охромелый, как Тимур,  
Пока ребята с лесопильни  
Пришли на выручку к нему.  
Мы пили чай, пропахший хвоей,  
И целых три часа подряд  
Я бредил наяву Москвою  
И станцией «Охотный ряд».  
Была ли в этой хвое сила,  
Озерным ветром принесло,  
Иль просто в воздухе носилось  
И ждало настоящих слов,  
Но только вдруг я понял сразу,  
Какое счастье мне дано —  
Простор  
От Кеми до Кавказа  
Считать родною стороной.  
У Черноморья по лиманам  
Следить, как звезды проплывут.  
И эту ясность пониманья  
Обычно гордостью зовут.  

❂❂❂❂

Но чай допит, уже над ярами  
В труде обычном проходил  
Обычный день  
Он шел на Ярви,  
Как поседелый бригадир.  

❂❂❂❂

Март 1939  

❂❂❂❂