Перевод из Огюста Барбье  

❂❂❂❂

1  

❂❂❂❂

Когда тяжелый зной гранил большие плиты  
На гулких набережных здесь,  
Набатом вспаханный и пулями изрытый  
Изрешечен был воздух весь;  
Когда Париж кругом, как море роковое,  
Народной яростью серчал  
И на покашливанье старых пушек злое  
Марсельской песнеи отвечал,  
Там не маячила, как в нашем современьи,  
Мундиров золотых орда,-  
То было в рубище мужских сердец биенье,  
И пальцы грязные тогда  
Держали карабин тяжелый и граненый,  
А руганью набитый рот  
Сквозь зубы черные кричал, жуя патроны:  
«Умрем, сограждане! Вперед!  

❂❂❂❂

2  

❂❂❂❂

А вы, в льняном белье, с трехцветкою в петлице,  
В корсет затянутые львы,  
Женопобные, изнеженные лица,  
Бульварные герои, вы,-  
Где были вы в картечь, где вы скрывались молча  
В дни страшных сабельных потерь,  
Когда великий сброд и с ним святая сволочь  
В бессмертьи взламывали дверь?  
Когда Париж кругом давился чудесами,  
В трусливой подлости своей  
Вы, как могли, тогда завесили коврами  
Страх ваших розовых ушей…  

❂❂❂❂

3  

❂❂❂❂

Свобода — это вам не хрупкая графиня,  
Жеманница из Сен-Жермен,  
С черненной бровкою и ротиком в кармине  
И томной слабостью колен,-  
Нет, это женщина грудастая, большая,  
Чей голос груб и страсть сильна,  
Она смугла лицом, и, бедрами качая,  
Проходит площадью она.  
Ей нравится народ могучий и крикливый,  
И барабанный перекат,  
Пороховой дымок и дальние наплывы,  
Колоколов густой набат.  
Ее любовники — простонародной масти,  
И чресла сильные свои  
Для сильных бережет и не боится власти  
Рук, не отмытых от крови.  

❂❂❂❂

4  

❂❂❂❂

То дева бурная, бастильская касатка  
И независимость сама,  
Чья роковая стать и твердая повадка  
В пять лет народ свела с ума.  
А после, охладев к девическим романам,  
Фригийский растоптав колпак,  
С двадцатилетним вдруг бежала капитаном  
Под звуки труб в военный мрак.  
И великаншею — не хрупкою фигуркой —  
С трехцветным поясом встает  
Перед облупленной расстрелом штукатуркой,  
Нам утешенье подает,  
Из рук временщика высокую корону  
В три дня французам возвратит,  
Раздавит армию и, угрожая трону,  
Булыжной кучей шевелит.  

❂❂❂❂

5  

❂❂❂❂

Но стыд тебе, Париж, прекрасный и гневливый!  
Еще вчера, величья полн,  
Ты помнишь ли, Париж, как, мститель справедливый,  
Ты выкорчевывал престол?  
Торжественный Париж, ты ныне обесчещен,  
О город пышных похорон  
Разрытых мостовых, вдоль стен глубоких трещин,  
Людских останков и знамен.  
Прабабка городов, лавровая столица,  
Народами окружена,  
Чье имя на устах у всех племен святится,  
Затмив другие имена,  
Отныне ты, Париж,- презренная клоака,  
Ты — свалка гнусных нечистот,  
Где маслянистая приправа грязи всякой  
Ручьями черными течет.  
Ты — сброд бездельников и шалопаев чинных,  
И трусов с головы до ног,  
Что ходят по домам и в розовых гостиных  
Выклянчивают орденок.  
Ты — рынок крючников, где мечут подлый жребий —  
Кому падет какая часть  
Священной кровию напитанных отребий  
Того, что раньше было власть.  

❂❂❂❂

6  

❂❂❂❂

Вот так же, уязвлен и выбит из берлоги,  
Кабан, почуя смерти вкус,  
На землю валится, раскидывая ноги,-  
В затылок солнечный укус,  
И с пеною у рта, и высунув наружу  
Язык, рвет крепкие силки,  
И склоку трубит рог, и перед сворой дюжей  
»Возьми его!\» — кричат стрелки.  
Вся свора, дергаясь и ерзая боками,  
Рванется. Каждый кобелек  
Визжит от радости и ляскает зубами,  
Почуяв лакомый кусок.  
И там пойдет грызня и перекаты лая  
С холма на холм, с холма на холм.  
Ищейки, лягаши и доги, заливаясь,  
Трясутся: воздух псарней полн.  
Когда кабан упал с предсмертною икотой,-  
Вперед! Теперь царюют псы.  
Вознаградим себя за трудную работу  
Клыков и борзые часы.  
Над нами хлыст умолк. Нас грозный псарь не дразнит,  
По нашу душу не свистит,  
Так пей парную кровь, ешь мясо — ето праздник!  
……………………………………………  
И, как охочая к труду мастеровщина,  
Налягут все на теплый бок,  
Когтями мясо рвут, хрустит в зубах щетина,-  
Отдельный нужен всем кусок.  
То право конуры, закон собачьей чести:  
Тащи домой наверняка,  
Где ждет ревнивая, с оттянутою шерстью  
Гордячка-сука муженька,  
Чтоб он ей показал, как должно семьянину,  
Дымящуюся кость в зубах  
И крикнул: «Это власть! — бросая мертвечину. —  
Вот наша часть в великих днях…»  

❂❂❂❂