1

❂❂❂❂

 

В дорогу я пустился в ночь. 
 
Привычки трудно превозмочь: 
 
Поутру я объят дремотой, 
 
Потом, ход времени ценя, 
 
Люблю я с мудрою заботой 
 
Свершить обязанности дня, 
 
То есть вкусить обед и ужин 
 
(Всегда порядок в жизни нужен), 
 
А в ночь свободно ехать. Вот 
 
Уже и тройка у ворот, 
 
И вот, скрипя, помчалась прытко 
 
По снегу мёрзлому кибитка. 
 
Путь гладок и ярка луна, 
 
Безмолвным светом ночь полна, 
 
Студеный воздух сжат морозом; 
 
Иглистый иней по берёзам 
 
Повис недвижно и блестит; 
 
Поляна снежная лежит, 
 
Мерцая отблеском лиловым, 
 
И веет холодом суровым, — 
 
И взор с невольною тоской 
 
Следит за смутною чертой, 
 
Где небо далью бледно-синей 
 
Слилося с белою пустыней.

❂❂❂❂

 

2

❂❂❂❂

 

А всё знакомые места! 
 
Все тот же скат с горы отлогой, 
 
Сугроб у ветхого моста; 
 
Все так же узкою дорогой 
 
Обоз ползёт издалека, 
 
Дразня лихого ямщика. 
 
Кругом разбросаны селенья… 
 
И знаю я наперечет, 
 
Где сколько душ, чьего владенья, 
 
И где, и кто, и как живёт; 
 
Все знаю так, что даже скучно! 
 
Но вырос в этом я краю; 
 
Привычки детской раб послушный, 
 
Его, быть может, я люблю. 
 
Даруй вам, боже, сны благие, 
 
Мои соседи дорогие! 
 
В дыму удушливой избы 
 
Спи крепко, труженик наш вечный — — 
 
Мужик ленивый и беспечный, 
 
Прося не много у судьбы! 
 
И ты, сосед, хозяин строгой, 
 
Который грозно, в скорби многой, 
 
Работаешь так много лет 
 
На обязательный совет, — 
 
И ты усни! — Во сне, пожалуй, 
 
Доход увидишь небывалый. 
 
Вкусите мирный сон и вы, 
 
Соседки, барыни лихие, 
 
Которых ручки боевые 
 
Легко с узорчатой канвы 
 
И от вареньем полных банок — 
 
По неизведанным путям — 
 
Перебираются к щекам 
 
Своих запуганных служанок… 
 
Да будет всем вам мирный сон! 
 
Теперь я так расположен 
 
Учтиво, даже, может, нежно, 
 
Что радостно б простить хотел 
 
И грех, по жизни неизбежный, 
 
И придурь — общий всех удел.

❂❂❂❂

 

3

❂❂❂❂

 

Ещё в избах кой-где мерцает 
 
Лучины дымный огонек, 
 
И дева вечный свой клубок 
 
В полудремоте напрядает. 
 
Я живо помню, как порой 
 
Спокойная картина эта 
 
Своею милой простотой 
 
Меня пленяла в прежни лета; 
 
Но ныне девы сонный лик, 
 
Храпящий на печи старик, 
 
И вечно плачущий ребёнок 
 
В дырявой люльке, и телёнок 
 
Над грязным месивом — ей-ей — 
 
Как жалкий образ жизни скудной 
 
Тоской болезненной и трудной 
 
Тревожат мир души моей. 
 
Милей мне в этой деревушке 
 
Воспоминанье об одной 
 
Соседке, добренькой старушке, 
 
С нехитрой, детскою душой. 
 
Она, бывало, пред иконой 
 
Взывает в искренней мольбе, 
 
Чтоб бог ему был обороной 
 
И пекся о его судьбе; 
 
Иль молча, сидя на диване, 
 
Гадает трепетно о нем, 
 
И все о нем, о милом Ване, 
 
О внуке ветреном своём. 
 
«Ну, что ваш внук?» — 
 
«Писал недавно». — 
 
«Чай, денег просит милый внук?» — 
 
«Ну что ж, что просит? Вот забавно! 
 
Ему ведь нужно для наук. 
 
А мне? стара я для наряда, 
 
И, ничего самой не надо!» — 
 
И вынет дочери портрет, 
 
В живых которой больше нет, 
 
И смотрит с грустною отрадой, 
 
И смотрит долго, и потом 
 
Утрет слезу свою тайком.

❂❂❂❂

 

4

❂❂❂❂

 

И вот ещё, близ церкви белой, 
 
На снежном холме, при луне, 
 
Я вижу — крест осиротелый 
 
Стоит в печальной тишине 
 
Над безыменною могилой… 
 
И мужа, дышащего силой, 
 
Опять на память мне пришло 
 
И величавое чело, 
 
И ум, наукою развитый, 
 
И дух насмешки ядовитой 
 
Над всем, что подло и смешно. 
 
Он был когда-то мне одно, 
 
Одно отрадное явленье 
 
В глуши печальных деревень, — 
 
Где торжествующая лень 
 
На ум наводит усыпленье 
 
И ни один ещё вопрос 
 
Людей глубоко не потрёс. 
 
Но мимо, мимо! сердцу больно! 
 
Не вызывай теней из тьмы! 
 
Зачем давать слезе невольной 
 
Остыть на холоде зимы?

❂❂❂❂

 

5

❂❂❂❂

 

И дале в путь! Встречают взоры 
 
Равнины, горки, косогоры, 
 
И вдоль пути ряд глупых вех, 
 
И всюду неподвижный снег. 
 
Вот здесь пустырь. Была недавно 
 
Деревня. Жили в ней исправно; 
 
Но от неё теперь одни 
 
Торчат обугленные пни. 
 
В субботу в ночь оно случилось: 
 
Проснулась баба хлебы печь 
 
И затопила — как водилось — 
 
Давно надтреснутую печь. 
 
На крыше вспыхнула coлома, 
 
И, подхватив, пошла вьюга 
 
Носить огонь от дома к дому 
 
С остервенением врага; 
 
И кровли, пламенем объяты, 
 
Треща, обрушилися в хаты. 
 
Со сна вскочили мужики, 
 
Стремглав пустились бабы в страхе 
 
На улицу в одной рубахе, 
 
За ними дети, старики… 
 
Пожар! пожар! скорей! спешите! 
 
Багры давайте, топоры! 
 
Ломать!.. Да где ж их взять — багры? 
 
Воды! вези воды! тушите!.. 
 
Крик, беготня, и вопль, и шум; 
 
В беде исчез последний ум; 
 
Хватились бабы за пожитки — 
 
Спасать холсты, корыта, нитки… 
 
А по дворам поднялся рёв 
 
В огне покинутых коров, 
 
В забытой люльке визг ребячий 
 
Бессильно замер в общем плаче. 
 
Спасенья нет! Толпа глядит, 
 
Оцепенев, как всё горит; 
 
Багровый блеск в мерцаньи длинном 
 
Ложится по снегам пустынным. 
 
Так в пору раннего утра 
 
Я не застал уж ни двора. 
 
Без слов, без дел, без помышлений 
 
Бродили люди, словно тени; 
 
С седою всклоченной косой 
 
Старуха дряхлая сидела 
 
У пепла и ребёнка грела, 
 
Мотая глупо головой. 
 
Там, где околица, бывало, 
 
В сугроб закутавшись, дремала, — 
 
Спаленный столб печальный вид 
 
Хранил, как старый инвалид. 
 
Но тут (у выезда иль въезда), 
 
В порыве бурного наезда, 
 
Мне повстречался становой, 
 
Приятель закадычный мой. 
 
С пучком приятных увещаний, 
 
По воле ревностных властей 
 
Он торопился для стяжаний 
 
Недовзнесенных податей; 
 
Но тут — хоть в нем душа окрепла 
 
На службе — перед грудой пепла, 
 
Как будто громом поражен, 
 
Велел остановиться он. 
 
Вздохнул, привстал, всплеснул руками 
 
И вновь их опустил… Потом 
 
Уныло щелкнул языком, 
 
И мы разъехались…

❂❂❂❂

 

6

❂❂❂❂

 

Полями 
 
Я еду долго. Скучен путь! 
 
Но вот направо повернуть, 
 
И виден лес в тиши глубокой. 
 
Луна мерцает сквозь дерев, 
 
И тени длинные стволов 
 
По снегу стелются. Далеко 
 
В лесную глубь уходит взор; 
 
Уныл и гол холодный бор, 
 
И пусто отголосок смутный 
 
Блуждает в чаще бесприютной. 
 
За этим лесом на горе 
 
Высокий дом стоит, дряхлея. 
 
Я знал его в иной поре! 
 
К нему вела дубов аллея; 
 
Литой решетчатый забор 
 
Каймил его широкий двор, 
 
Шумел прохладой сад столетний — 
 
Приют роскошный неги летней. 
 
И было время, каждый день 
 
Из городов и деревень 
 
Съезжались гости; дверь подъезда 
 
Не умолкала от приезда, 
 
И в дом богатый принимал 
 
Гостей радушный генерал. 
 
Храня времён минувших нравы, 
 
Он жил вельможей и любил 
 
Пиров затейливых забавы; 
 
Свои доходы не щадил 
 
И сотни слуг рядил, как франтов, 
 
Держал собак и музыкантов; 
 
Неистощим был мшистый клад 
 
Душистых вин в его подвалах, 
 
Достойно царственных палат 
 
Сияла роскошь в пышных залах… 
 
И вот к нему со всех сторон 
 
Спешили гости на поклон: 
 
Спешил бедняк, судьбой прижатый, 
 
Искавший милости богатой, 
 
Спешил и тот, кто от него 
 
Не ждал, конечно, ничего, 
 
Но так — лелеял вместо чести 
 
Наклонность к бескорыстной лести, — 
 
И среди них торжествовал 
 
Наш, впрочем добрый, генерал. 
 
Он находился ль в убежденья, 
 
Как Цезарь (что известно всем), 
 
Что лучше первым быть в селенья, 
 
Чем где б то ни было ничем; 
 
Иль о покойнице-супруге 
 
Хотел поплакать на досуге — 
 
— Соседями не решено. 
 
Известно только, что давно 
 
Он прибыл жить в своё именье 
 
И скорбь легко мог превозмочь: 
 
При нем, ему на утешенье, 
 
Росла единственная дочь. 
 
И он любил её — насколько 
 
Любить способен человек, 
 
Чей беззаботно-праздный век 
 
Как непрерывный пир летел, — и только! 
 
Он дочь обычно целовал 
 
Поутру, с ложа сна вставая, 
 
Ещё — ко сну благословляя; 
 
Как куклу в детстве одевал, 
 
Потом ценою дорогою 
 
Ей гувернантку нанимал, 
 
Чтобы обычной чередою 
 
Учила барышню всему, 
 
Что не полезно никому. 
 
Ещё таилася в нем вера, 
 
Что жениха он сыщет ей, 
 
По крайней мере, камергера, 
 
Из важных графов иль князей. 
 
И так он ждал, когда ей минет 
 
Заветный срок — семнадцать лет, — 
 
Тогда деревню он покинет 
 
И дочь введет в столичный свет. 
 
Так старый садовод ревниво 
 
В смиренный прячет уголок 
 
Нераспустившийся цветок, 
 
Чтоб после выставить на диво 
 
Во всем пленительном цвету 
 
Волшебных красок красоту. 
 
И срок настал! Незримым ходом, 
 
Подкравшись тихо год за годом, 
 
Пришла пора девичьих грёз, 
 
Где дума новая мятётся 
 
В головке юной, сердце бьётся 
 
И просит счастия и слез, 
 
И грудь младую вздох подъемлет, 
 
И взору снится тайный лик, 
 
И ухо жаждущее внемлет 
 
Любви незнаемый язык, 
 
Иль попросту: пора настала, 
 
Где барышня, окончив класс, 
 
Блеснуть желает в вихре бала, 
 
Красою свежею гордясь. 
 
Благовоспитанной девице 
 
Тогда одно и то же: жить, 
 
Или поклонников влачить 
 
Вослед надменной колеснице 
 
Победоносной красоты; 
 
И эти гордые мечты 
 
Ведут к прямому окончанью, 
 
Чтоб по сердечному желанью 
 
И без дальнейшего греха 
 
Найти скорее жениха. 
 
Отец в восторге умиленья 
 
Обдумал праздник и наряд, 
 
И в день дочернего рожденья 
 
Назначил бал и маскарад. 
 
Ко всем соседям, близким, дальним, 
 
К властям уездных городов 
 
И к лицам меньше подначальным 
 
От генерала послан зов. 
 
Сам губернатор приглашенье 
 
Почел за честь, и было мненье, 
 
Что только архирей спроста 
 
Отрекся близостью поста. 
 
Я был тогда в поре блаженной 
 
Невинных отроческих лет, 
 
А генерал был наш сосед: 
 
К нему нас, помню, неизменно 
 
Возили по воскресным дням; 
 
Привык я к людям и садам, 
 
Но в этот раз меня смущала 
 
Мне чуждая тревога бала. 
 
Оркестр ударил, и тотчас 
 
Все в залу ринулись, теснясь. 
 
И я с подножия колонны, 
 
Как будто в сказочный удел 
 
Внезапным чудом занесённый, 
 
Привстав на цыпочки, глядел. 
 
Все юное воображенье 
 
Прельщало: и толпа людей, 
 
И музыка, и блеск свечей, 
 
И масок пестрое движенье. 
 
Чего тут не было, мой бог! 
 
Паяцы, рыцари, цыганки, 
 
Маркиз напудренный, турчанки — 
 
Все нарядилось, кто как мог. 
 
Тут был судья одет матросом, 
 
И скромный стряпчий — казаком, 
 
Тут был исправник с красным носом 
 
Одет индейским петухом; 
 
И даже Дарья Тимофевна, 
 
Годов тяжёлый груз забыв, 
 
Какою-то морской царевной 
 
Явилась, плечи обнажив. 
 
Шумело все. Старушки хором 
 
За дочками следили взором, 
 
И старички, очки надев, 
 
Степенно наблюдали дев. — 
 
Но вот среди толпы предстала 
 
Сама она, царица бала, 
 
И гул сорвавшихся похвал 
 
По зале дружно пробежал. 
 
В кругу наперсниц суетливых, 
 
Девиц жеманных и болтливых, 
 
Она в безмолвьи тихом шла…… 
 
Самодовольно и несмело, — 
 
С венцом из листьев вкруг чела, 
 
Как Норма — вся в одежде белой… 
 
Все в ней в гармонию слилось: 
 
Движений мягкая небрежность, 
 
Лица мечтательная нежность, 
 
И лоск волнистый русых кос, 
 
И взор, томящей ласки полный, . 
 
Уста, раскрытые едва, 
 
Как бы таящие слова 
 
Для слуха сладкие, как волны, 
 
Когда, сокрытый от лучей, 
 
В тени журча, скользит ручей… 
 
И вдруг с улыбкой добродушной 
 
Она, презрев толпою скучной, 
 
Ко мне, ребёнку, подошла 
 
И тихо в польский увела. 
 
Её руки прикосновенье 
 
На трепетной моей руке 
 
Незримое напечатленье 
 
Оставило. Так вдалеке 
 
Знакомой песни голос милый 
 
Тревожит долго слух унылый… 
 
И после много, много лет, 
 
Средь жарких снов, в чаду томленья, 
 
Ловил мой отроческий бред 
 
Черты знакомого виденья. 
 
Но к делу! В сей юдоли слез 
 
Есть люди вне беды и гроз, 
 
Которых жгучие печали 
 
Бог весть как в жизни миновали; 
 
Легко, без долгого труда, 
 
Цель добывалась их желаний 
 
И застигала без страданий 
 
Их смерти срочной череда. 
 
Покинув сельскую свободу, 
 
По ожиданию точь-в-точь, 
 
В столице не прожив и году, 
 
Наш генерал сосватал дочь 
 
За юношу породы барской, 
 
Которому господь послал 
 
Богатства тьму и предстоял 
 
Блестящий путь на службе царской. 
 
Была ль довольна дочь иль нет, 
 
По нраву ль был ей высший свет 
 
Иль сердцу жить в нем было тесно 
 
И жаль ей было то село, 
 
Где мирно детство протекло, — 
 
Мне это вовсе неизвестно. 
 
Но знаю то, что генерал, 
 
Довольный тем, что жил недаром, 
 
Допив за ужином бокал, 
 
Апоплексическим ударом 
 
На лоно праотцов своих 
 
Перескочил в единый миг. 
 
За гробом важные шли лицы; 
 
Дочь плакала. Тоскуя, зять 
 
Наследство должен был принять; 
 
Но, вечный баловень столицы, 
 
Деревни он не посетил; 
 
Сюда ж по воле барской был 
 
Какой-то прислан плут наемный 
 
Сбирать и доставлять доход; 
 
А барин сам здесь не живёт. 
 
Дом опустел. Сквозь ставень тёмный 
 
Не улыбнется луч дневной, 
 
Не взглянет грустно месяц томный. 
 
И человеческой ногой 
 
Не нарушаем мрак сырой; 
 
И только ветер в дни метели, 
 
Врываясь в трубы или щели, 
 
Тоскует жалобно, один, 
 
Безлюдных комнат властелин; 
 
Да ночью сторож бесполезный 
 
Печально бродит до утра 
 
Вокруг пустынного двора 
 
И сторожит замок железный… 
 
И, право, жаль мне иногда, 
 
Что, видно, в память дней бывалых, 
 
Мне не придётся никогда 
 
Блуждать в давно знакомых залах 
 
И снова видеть по стенам 
 
В прическах странных те же лицы 
 
Старинных бар и прежних дам, 
 
Давно сошедших в тьму гробницы, 
 
И, право, жаль, что никогда 
 
Не доведется мне лениво 
 
Сидеть на берегу пруда 
 
Под старою плакучей ивой, 
 
Глядеть, как тихо с высоты 
 
Она зелёные листы, 
 
Склоняя, медленно купает… 
 
Недвижен пруд; хоть бы слегка 
 
Пронесся шелест ветерка, 
 
И вечер ясный догорает, 
 
Сливая мирно ночь и день 
 
В одну задумчивую тень; 
 
И ловит чуткое вниманье 
 
Мгновенных звуков трепетанье 
 
Над полусонною водой: 
 
Шум крыльев птицы мимолетной 
 
И под разбрызгнутой волной 
 
Плесканье рыбки беззаботной.

❂❂❂❂

 

7

❂❂❂❂

 

Пошёл! В ночи как днём светло, 
 
Мой путь лежит через село 
 
Огромное; в нем даже школа 
 
Есть для детей мужского пола, 
 
Тут жил учитель. С ним я был 
 
Давно знаком. Мы в юны лета, 
 
Под кровом университета, 
 
Учились вместе. Я шалил. 
 
А он, неловкий и смиренный, 
 
Душою в бездну погруженный 
 
Метафизических начал, 
 
Прилежно Шеллинга читал. 
 
И в годы те, когда стыдливо 
 
Ус пробивается едва, 
 
Он душу мира горделиво 
 
Хотел понять как дважды-два; 
 
Но только смутное сомненье 
 
Ему навеяло ученье. 
 
Он стал де Местра изучать 
 
И верх премудрости искать 
 
Там, где — пиров пустые дети, — 
 
Не попадаясь в оны сети, 
 
Мы видели, махнув рукой, 
 
Туманный бред души больной. 
 
Так в жизнь игрушкою случайной 
 
Товарищ юности моей 
 
Вошёл, своей заветной тайны 
 
Не разрешив и чужд путей 
 
Ко счастью. Вечно недовольный 
 
И миром и собой самим 
 
И тяжкой бедностью томим, 
 
Пошёл он как учитель школьный 
 
В наш край печальный, и готов 
 
Был с добросовестностью милой 
 
Учить читать тупых птенцов 
 
И по складам и без складов. 
 
Но тщетно! Сила изменила: 
 
Он стал грустить, потом спился 
 
И помещался. Я в то время, 
 
Влача беспечно жизни бремя, 
 
Под голубые небеса 
 
Иной страны благоуханной 
 
Свободно путь держал желанный. 
 
Когда же из чужих сторон 
 
Вернулся я в родные степи 
 
Принять обычной жизни цепи, 
 
Я поспешил к нему, и он 
 
Был страшно рад мне, жал мне руку 
 
И, тайную скрывая муку, 
 
Мне говорил, что он спасен, 
 
Что душу мира видит он, 
 
Но окруженную толпами 
 
Каких-то гаденьких детей, 
 
Должно быть, маленьких чертей, 
 
Горбатых, подленьких, с хвостами, 
 
Его дразнящих языками. 
 
Но этот жизни жалкий сон 
 
Был скоро смертью пресечен. 
 
Я друга схоронил. Но сухо 
 
На сердце было; на глаза 
 
Не пробивалася слеза, 
 
И в голове бродило глухо, 
 
Что даже лучше для него, 
 
Чтоб вовсе не было его.

❂❂❂❂

 

8

❂❂❂❂

 

Я с похорон спешил. Желалось 
 
Домой, скорей бы лечь в постель, 
 
Заснуть и позабыть… Смеркалось, 
 
Была сердитая метель. 
 
След занесло. Ямщик крестился, 
 
Глядя с боязнию кругом; 
 
Ступали лошади с трудом, 
 
А снег валил и ветер злился… 
 
Дрожь пробирала, и тоской 
 
Томилась мысль, и сердце ныло… 
 
И вдруг мне память воскресила 
 
Иное время, путь иной: 
 
Я уезжал — то было летом, — 
 
Сияла пышная луна, 
 
Была прозрачным полусветом 
 
И свежей влагой ночь полна. 
 
Мне расставаться было трудно, 
 
Но как-то молодо и чудно 
 
На сердце было! А кругом 
 
Шептался в роще лист с листом, 
 
И тихо веял воздух сонный 
 
Какой-то негой благовонной, 
 
И звонко пел во мгле ветвей 
 
Печаль и счастье соловей.

❂❂❂❂

 

9

❂❂❂❂

 

Но стой! Вот станция! Встречает 
 
Смотритель с заспанным лицом, 
 
Мундир потёртый надевает, 
 
Стоит у двери, и потом 
 
Выходит вон, ворча сквозь зубы. 
 
А я, освободясь от шубы, 
 
Томим зевотой и ленив, 
 
Сажусь, сигару закурив. 
 
Пока со сна ямщик впрягает, 
 
Пока, колеблясь и треща, 
 
Уныло сальная свеча 
 
Передо мною нагорает — 
 
Часы стенные в тишине 
 
Одно и го же сипло, глухо 
 
Лепечут в мерной болтовне, 
 
Как сумасшедшая старуха. 
 
И как-то жутко! Дух в груди 
 
Теснится; думы смутно бродят. 
 
То будто горе впереди, 
 
То будто призраки проходят 
 
Людей минувших, и опять 
 
Судьба готова повторять 
 
Все жизни тяжкие мгновенья, 
 
Ошибки, скорби и волненья… 
 
Но полно! Звякнула дуга; 
 
Нет времени для грусти праздной 
 
Под звук часов однообразный: 
 
Теперь минута дорога — 
 
Ведь я в уездный город еду 
 
По тяжбе дать отпор соседу… 
 
В уездном городе собор… 
 
Но я спешу во весь опор 
 
В иное каменное зданье, 
 
Где на алтарь иным богам 
 
Несут иное воздаянье: 
 
То правосудья грязный храм. 
 
По грязным лестницам в большие 
 
Взойду я комнаты — и там 
 
Увижу лицы испитые 
 
Вокруг запачканных столов; 
 
Там руки грязные писцов 
 
Скользят в бессмысленной отьаге 
 
Пером скрипучим по бумаге, 
 
И заменяют все права 
 
Одни продажные слова. 
 
И вот судьбы моей отчизны! 
 
И сколько жизней и умов 
 
Тут гибнут, — высказать нет слов, 
 
Хотите — совершайте тризны.

❂❂❂❂

 

10

❂❂❂❂

 

Но кони мчатся на восток. 
 
Луна потухла. Понемногу 
 
Рассвета трепетный поток 
 
Ясней ложится на дорогу, 
 
И, светом пурпурным горя, 
 
Встаёт студеная заря, 
 
И солнце в выси бледно-синей 
 
Блестит над белою пустыней…

❂❂❂❂

 

Тематики стихотворения Зимний путь Поэма (Из дорожных воспоминаний) Посвящено П. В. Анненкову: