Вот парадный подъезд. По торжественным дням,  
Одержимый холопским недугом,  
Целый город с каким-то испугом  
Подъезжает к заветным дверям;  
Записав свое имя и званье,  
Разъезжаются гости домой,  
Так глубоко довольны собой,  
Что подумаешь — в том их призванье!  
А в обычные дни этот пышный подъезд  
Осаждают убогие лица:  
Прожектеры, искатели мест,  
И преклонный старик, и вдовица.  
От него и к нему то и знай по утрам  
Всё курьеры с бумагами скачут.  
Возвращаясь, иной напевает «трам-трам»,  
А иные просители плачут.  
Раз я видел, сюда мужики подошли,  
Деревенские русские люди,  
Помолились на церковь и стали вдали,  
Свесив русые головы к груди;  
Показался швейцар. «Допусти»,- говорят  
С выраженьем надежды и муки.  
Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!  
Загорелые лица и руки,  
Армячишка худой на плечах,  
По котомке на спинах согнутых,  
Крест на шее и кровь на ногах,  
В самодельные лапти обутых  
(Знать, брели-то долгонько они  
Из каких-нибудь дальних губерний).  
Кто-то крикнул швейцару: «Гони!  
Наш не любит оборванной черни!»  
И захлопнулась дверь. Постояв,  
Развязали кошли пилигримы,  
Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,  
И пошли они, солнцем палимы,  
Повторяя: «Суди его бог!»,  
Разводя безнадежно руками,  
И, покуда я видеть их мог,  
С непокрытыми шли головами…  

❂❂❂❂

А владелец роскошных палат  
Еще сном был глубоким объят…  
Ты, считающий жизнью завидною  
Упоение лестью бесстыдною,  
Волокитство, обжорство, игру,  
Пробудись! Есть еще наслаждение:  
Вороти их! в тебе их спасение!  
Но счастливые глухи к добру…  

❂❂❂❂

Не страшат тебя громы небесные,  
А земные ты держишь в руках,  
И несут эти люди безвестные  
Неисходное горе в сердцах.  

❂❂❂❂

Что тебе эта скорбь вопиющая,  
Что тебе этот бедный народ?  
Вечным праздником быстро бегущая  
Жизнь очнуться тебе не дает.  
И к чему? Щелкоперов забавою  
Ты народное благо зовешь;  
Без него проживешь ты со славою  
И со славой умрешь!  
Безмятежней аркадской идиллии  
Закатятся преклонные дни.  
Под пленительным небом Сицилии,  
В благовонной древесной тени,  
Созерцая, как солнце пурпурное  
Погружается в море лазурное,  
Полосами его золотя,-  
Убаюканный ласковым пением  
Средиземной волны,- как дитя  
Ты уснешь, окружен попечением  
Дорогой и любимой семьи  
(Ждущей смерти твоей с нетерпением);  
Привезут к нам останки твои,  
Чтоб почтить похоронною тризною,  
И сойдешь ты в могилу… герой,  
Втихомолку проклятый отчизною,  
Возвеличенный громкой хвалой!..  

❂❂❂❂

Впрочем, что ж мы такую особу  
Беспокоим для мелких людей?  
Не на них ли нам выместить злобу?-  
Безопасней… Еще веселей  
В чем-нибудь приискать утешенье…  
Не беда, что потерпит мужик:  
Так ведущее нас провиденье  
Указало… да он же привык!  
За заставой, в харчевне убогой  
Всё пропьют бедняки до рубля  
И пойдут, побираясь дорогой,  
И застонут… Родная земля!  
Назови мне такую обитель,  
Я такого угла не видал,  
Где бы сеятель твой и хранитель,  
Где бы русский мужик не стонал?  
Стонет он по полям, по дорогам,  
Стонет он по тюрьмам, по острогам,  
В рудниках, на железной цепи;  
Стонет он под овином, под стогом,  
Под телегой, ночуя в степи;  
Стонет в собственном бедном домишке,  
Свету божьего солнца не рад;  
Стонет в каждом глухом городишке,  
У подъезда судов и палат.  
Выдь на Волгу: чей стон раздается  
Над великою русской рекой?  
Этот стон у нас песней зовется —  
То бурлаки идут бечевой!..  
Волга! Волга!.. Весной многоводной  
Ты не так заливаешь поля,  
Как великою скорбью народной  
Переполнилась наша земля,-  
Где народ, там и стон… Эх, сердечный!  
Что же значит твой стон бесконечный?  
Ты проснешься ль, исполненный сил,  
Иль, судеб повинуясь закону,  
Всё, что мог, ты уже совершил,-  
Создал песню, подобную стону,  
И духовно навеки почил?.  

❂❂❂❂

1858  

❂❂❂❂