Дом — дворец роскошный, длинный, двухэтажный,  
С садом и с решеткой; муж — сановник важный.  
Красота, богатство, знатность и свобода —  
Всё ей даровали случай и природа.  
Только показалась — и над светским миром  
Солнцем засияла, вознеслась кумиром!  
Воин, царедворец, дипломат, посланник —  
Красоты волшебной раболепный данник;  
Свет ей рукоплещет, свет ей подражает.  
Властвует княгиня, цепи налагает,  
Но цепей не носит, прихоти послушна,  
Ни за что полюбит, бросит равнодушно:  
Ей чужое счастье ничего не стоит —  
Если и погибнет, торжество удвоит!  

❂❂❂❂

Сердце ли в ней билось чересчур спокойно,  
Иль кругом всё было страсти недостойно,  
Только ни однажды в молодые лета  
Грудь ее любовью не была согрета.  
Годы пролетали. В вихре жизни бальной  
До поры осенней — пышной и печальной —  
Дожила княгиня… Тут супруг скончался…  
Труден был ей траур,- доктор догадался  
И нашел, чтоб воды были б ей полезны  
(Доктора в столицах вообще любезны).  

❂❂❂❂

Если только русский едет за границу,  
Посылай в Палермо, в Пизу или Ниццу,  
Быть ему в Париже — так судьбам угодно!  
Год в столице моды шумно и спокойно  
Прожила княгиня; на второй влюбилась  
В доктора-француза — и сама дивилась!  
Не был он красавец, но ей было ново  
Страстно и свободно льющееся слово,  
Смелое, живое… Свергнуть иго страсти  
Нет и помышленья… да уж нет и власти!  
Решено! В Россию тотчас написали;  
Немец-управитель без большой печали  
Продал за бесценок в силу повеленья,  
Английские парки, русские селенья,  
Земли, лес и воды, дачу и усадьбу…  
Получили деньги — и сыграли свадьбу…  

❂❂❂❂

Тут пришла развязка. Круто изменился  
Доктор-спекулятор; деспотом явился!  
Деньги, бриллианты — всё пустил в аферы,  
А жену тиранил, ревновал без меры,  
А когда бедняжка с горя захворала,  
Свез ее в больницу… Навещал сначала,  
А потом уехал — словно канул в воду!  
Скорбная, больная, гасла больше году  
В нищете княгиня… и тот год тяжелый  
Был ей долгим годом думы невеселой!  

❂❂❂❂

Смерть ее в Париже не была заметна:  
Бедно нарядили, схоронили бедно…  
А в отчизне дальной словно были рады:  
Целый год судили — резко, без пощады,  
Наконец устали… И одна осталась  
Память: что с отличным вкусом одевалась!  
Да еще остался дом с ее гербами,  
Доверху набитый бедными жильцами,  
Да в строфах небрежных русского поэта  
Вдохновленных ею чудных два куплета,  
Да голяк-потомок отрасли старинной,  
Светом позабытый и ни в чем невинный.  

❂❂❂❂

Начало 1856  

❂❂❂❂