На таинственном озере Чад  
Посреди вековых баобабов  
Вырезные фелуки стремят  
На заре величавых арабов.  
По лесистым его берегам  
И в горах, у зеленых подножий,  
Поклоняются страшным богам  
Девы-жрицы с эбеновой кожей.  

❂❂❂❂

Я была женой могучего вождя,  
Дочерью властительного Чада,  
Я одна во время зимнего дождя  
Совершала таинство обряда.  
Говорили — на сто миль вокруг  
Женщин не было меня светлее,  
Я браслетов не снимала с рук.  
И янтарь всегда висел на шее.  

❂❂❂❂

Белый воин был так строен,  
Губы красны, взор спокоен,  
Он был истинным вождем;  
И открылась в сердце дверца,  
А когда нам шепчет сердце,  
Мы не боремся, не ждем.  
Он сказал мне, что едва ли  
И во Франции видали  
Обольстительней меня  
И как только день растает,  
Для двоих он оседлает  
Берберийского коня.  

❂❂❂❂

Муж мой гнался с верным луком,  
Пробегал лесные чащи,  
Перепрыгивал овраги,  
Плыл по сумрачным озерам  
И достался смертным мукам;  
Видел только день палящий  
Труп свирепого бродяги,  
Труп покрытого позором.  

❂❂❂❂

А на быстром и сильном верблюде,  
Утопая в ласкающей груде  
Шкур звериных и шелковых тканей,  
Уносилась я птицей на север,  
Я ломала мой редкостный веер,  
Упиваясь восторгом заранее.  
Раздвигала я гибкие складки  
У моей разноцветной палатки  
И, смеясь, наклоняясь в оконце,  
Я смотрела, как прыгает солнце  
В голубых глазах европейца.  

❂❂❂❂

А теперь, как мертвая смоковница,  
У которой листья облетели,  
Я ненужно-скучная любовница,  
Словно вещь, я брошена в Марселе.  
Чтоб питаться жалкими отбросами,  
Чтоб жить, вечернею порою  
Я пляшу пред пьяными матросами,  
И они, смеясь, владеют мною.  
Робкий ум мой обессилен бедами,  
Взор мой с каждым часом угасает…  
Умереть? Но там, в полях неведомых,  
Там мой муж, он ждет и не прощает.  

❂❂❂❂

Октябрь-декабрь 1907, Париж  

❂❂❂❂