Когда в июнь  
часов с восьми  
жестокий  
врежется жасмин  
тяжелой влажью  
веток,  
тогда —  
настало лето.  
Прольются  
волны молока,  
пойдут  
листвою полыхать  
каштанов ветви  
либо —  
зареющие липы.  
Тогда,  
куда бы ты ни шел,  
шумит Москвы  
зеленый шелк,  
цветков  
пучками вышит,  
шумит,  
горит  
и дышит!  
Не знаю, как  
и для кого,  
но мне  
по пятидневкам  
Нескучный  
машет рукавом,  
зовет  
прохладным эхом;  
и в полдень,  
в самую жару —  
кисейный  
полог света —  
скользят  
в Серебряном бору  
седые тени  
с веток.  
Как хорошо  
часов с пяти  
забраться  
в тень густую!  
В Москве —  
хоть шаром покати,  
Москва  
тогда пустует.  
И вдруг нахлынет  
пестрый гам  
людским  
нестройным хором  
и понесется  
по лугам,  
по Воробьевым  
горам.  
Мне хорошо с людьми,  
когда  
они спешат  
на отдых,  
и плещет  
ласково вода  
в борты  
бегущих лодок.  
Мне хорошо,  
когда они,  
размяв  
от ноши  
плечи,  
разложат  
мирные огни  
в голубоватый  
вечер.  
А на окраинах  
уже,  
по стыкам рельс  
хромая,—  
чем вечер позже  
и свежей —  
длинней  
ряды трамваев;  
они  
настойчиво звенят,  
зовут  
нетерпеливо  
нести  
домой нас,  
как щенят,  
усталых  
и счастливых.  

❂❂❂❂

1928  

❂❂❂❂